А теперь вернемся в октябрь 1907 года. Я купил яхту и все приготовил для плавания в южных водах. Я безумно люблю рыбалку и сейчас впервые собирался в море на собственной яхте, которая будет плыть и останавливаться, где я пожелаю, и сердце мое ликовало от предвкушения. Все было готово. Мне небывало повезло с акциями, но в последний момент меня задержала кукуруза.

Следует иметь в виду, что перед финансовой паникой, которая принесла мне мой первый миллион, я торговал зерном в Чикаго. Я продал по десять миллионов бушелей пшеницы и кукурузы. Я длительное время изучал рынок зерна и был настроен относительно пшеницы и кукурузы так же по-медвежьи, как и относительно акций.

Cначала все шло хорошо и все зерно пошло вниз, но если пшеница так и продолжала скользить вниз, то с кукурузой вышло иначе. Крупнейший из чикагских спекулянтов, назовем его Страттон, задался целью вздуть цены на кукурузу. Я уже закрыл позиции по акциям и был готов к отплытию на юг и тут обнаружил, что пшеница обещает мне приличную прибыль, а цены на кукурузу Страттон загнал вверх и я в немалом убытке.

Я знал, что в стране очень много кукурузы и что цены явно завышены. Закон спроса и предложения работал как обычно. Только источником спроса был главным образом Страттон, а предложения не было вовсе никакого, потому что из-за дождей дороги оказались непроезжими и поставки кукурузы замерли. Помню, что я буквально молился о том, чтобы ударили морозы, высушили разбитые дороги и фермеры смогли бы наконец довезти свою кукурузу до рынка. Но молитвы не помогали.

Так вот и получилось, что я уже был готов отправиться на крайне привлекательную и любовно задуманную рыбалку, а тут эти убытки по кукурузе. Я, естественно, никуда не мог уезжать, пока рынок был в таком состоянии. Страттон, разумеется, тщательно отслеживал все попытки играть на понижение. Он знал, что уже поимел меня, и я знал это точно так же. У меня, правда, была надежда как-нибудь умолить погоду, чтобы та прекратила распутицу и помогла мне. Впрочем, я понимал, что ни погода, ни какой другой чудотворец вмешиваться в мои дела и помогать мне не станут, а потому изучал ситуацию в поисках способа самостоятельно выпутаться из этих трудностей.

Я закрыл мои сделки с пшеницей с хорошей прибылью. Но положение с кукурузой было намного более проблематичным. Если бы я мог купить десять миллионов бушелей по прежней цене и закрыть сделки, я бы немедленно и с радостью пошел на это, каких бы убытков такой выход из игры ни сулил. Но понятно, что, как только я начал бы закупать свою кукурузу, Страттон прежде всех других взялся бы меня выдаивать, а перспектива терпеть подъем цен из-за собственных закупок радовала меня не больше, чем возможность зарезаться собственным ножом.

Уйти от кукурузы я никуда не мог, но и страстное желание отправиться на рыбалку меня тоже не отпускало, так что мне нужно было разом решить обе задачи. Мне нужно было найти способ стратегического отступления. Мне нужно было закупить десять миллионов бушелей кукурузы, которые я был должен по контрактам на продажу без покрытия, и при этом свести к минимуму собственные потери.

А получилось так, что в это же время Страттон проводил операцию с овсом, и цены на этом рынке были под довольно плотным контролем. Я следил тогда за всеми зерновыми рынками, то есть собирал сведения об урожае и всякие слухи, и я слышал, что Страттону противостоит недружественный в рыночном смысле интерес Армора. Я прекрасно отдавал себе отчет, что Страттон не даст мне купить кукурузу, разве что по собственной цене, но, когда до меня дошли слухи, что Армор точит на него зубы, мне пришло в голову, что меня могла бы спасти помощь чикагских торговцев. А помощь их могла бы состоять в том, что они продали бы мне зерно, которое не хотел продавать Страттон. Остальное было просто.

Прежде всего, я приказал купить для меня пятьсот тысяч бушелей кукурузы по цене в одну восьмую дешевле рыночной. Покончив с этим, я послал в каждую из четырех брокерских фирм распоряжение об одновременной продаже пятидесяти тысяч бушелей овса по рыночной цене. По моим расчетам, это должно было вызвать мгновенное падение цен на овес Зная, как работают мозги у торговцев, можно было быть уверенным, что они сразу же решат, что это Армор вышел против Страттона. А раз по овсу атака уже началась, они придут к логичному выводу, что следующей целью будет кукуруза, и они начнут ее продавать. А если эту кукурузную блокаду взорвать, пожива 6удет просто сказочной.

Мой расчет на психологию чикагских торговцев оказался безупречно верным. Когда они увидели, что из-за разрозненных продаж цены на овес посыпались, то живо сообразили про кукурузу и продали ее с превеликим энтузиазмом. В следующие десять минут я умудрился купить шесть миллионов бушелей кукурузы. Когда выяснилось, что их готовность продавать кукурузу иссякла, оставшиеся четыре миллиона я уже просто купил по рыночной цене. Цена на нее в результате опять полезла вверх, но чистый итог моего маневра был тот, что я закрыл всю линию в десять миллионов бушелей по цене только на полцента за бушель выше той, по которой я начал скупать кукурузу, чтобы покрыть мои обязательства по продаже. Обязательства по двумстам тысячам бушелей овса, которые я предложил рынку, чтобы подтолкнуть торговцев к продаже кукурузы, я закрыл с убытком всего в три тысячи долларов. Эта медвежья наживка обошлась мне чертовски дешево. Прибыль от пшеницы почти полностью перекрывала убытки от кукурузы и овса, так что все мои потери на зерне свелись всего только к двадцати пяти тысячам долларов. Цена на кукурузу потом выросла на двадцать пять центов за бушель. Я был полностью в лапах у Страттона. И если бы не моя уловка с ценами, одному Богу известно, сколько бы мне пришлось заплатить за мои десять миллионов бушелей кукурузы.

Невозможно годами заниматься каким-то делом и не выработать к нему определенное отношение, очень непохожее на то, какое бывает у среднего новичка. В этом и состоит различие между профессионалом и любителем. От того как человек смотрит на вещи, зависит его выигрыш или проигрыш на спекулятивных рынках. Публика имеет дилетантские представления о том, чем занимаются участники этих рынков. Личные предрассудки бывают зачастую чрезмерно навязчивыми, а в результате понимание страдает отсутствием глубины. Для профессионала важнее принимать верные решения, чем делать деньги. Он знает, что, если все устроит как надо, прибыль сама о себе позаботится. Торговец относится к игре, как профессиональный игрок в бильярд, иными словами, он смотрит и рассчитывает далеко вперед, а не думает исключительно о ближайшем ударе. Развивается, знаете ли, инстинктивное стремление к созданию стратегических позиций.

Мне вспоминается одна история про Эдиссона Каммака, которая отлично иллюстрирует эту мою мысль. По всему, что я о нем слышал, склонен думать, что Каммак был одним из самых одаренных биржевиков, которых когда-либо видела Уолл-стрит. Он не был, вопреки мнению многих, хроническим медведем, хотя действительно ему больше нравилось торговать на понижение, чтобы использовать к своей выгоде два величайших фактора человеческого поведения - страх и надежду. Его считают автором поговорки: «Не продавай акции, соки идут вверх по дереву!» - а старожилы говорили мне, что крупнейшие куски он выигрывал, играя на стороне быков, так что ясно, что он был человеком обстоятельств, а не предрассудков. В любом случае он был превосходным мастером в спекулятивной игре. Как-то раз - был уже самый конец рынка быков и начинался откат - Каммак был настроен по-медвежьи, и Дж. Артур Джозеф, финансовый журналист и превосходный рассказчик, знал об этом. При этом рынок был еще не только активен, но и, в ответ на подстегивание со стороны партии быков и оптимистические отчеты журналистов, продолжал расти. Зная, как может использовать такой человек, как Каммак, медвежью информацию, Джозеф однажды вломился в его контору с радостной новостью:

- Мистер Каммак, мой очень хороший приятель служит трансфертным клерком [Трансфертный клерк ведет реестр акционеров.] в управлении компании «Святого Павла», и он только что рассказал мне нечто такое, о чем вы непременно должны знать.

- Что же это такое? - безучастно спросил Каммак.

- Вы ведь уже изменили направление, так? Вы теперь играете по-медвежьи? - уточнил Джозеф, чтобы не промахнуться с адресатом. Если бы Каммака это не интересовало, он просто не стал бы впустую расходовать информацию.

- Да. Так что же это за сказочная новость?

- Сегодня я заскочил в управление железной дороги «Святого Павла», а я к ним захожу два-три раза в неделю, когда прочесываю местность для сбора информации, и тут мой приятель сообщает: «Наш старик продает акции». Он имел в виду Уильяма Рокфеллера. «В самом деле, Джимми?» - переспросил я, и он ответил «Да! Он продает пакетами по полторы тысячи акций, и каждый следующий пакет поднимает в цене на три восьмых пункта. Я уже два или три дня занимался рассылкой акций». Ну, тут я, не теряя времени, отправился прямо к вам.

Удивить Каммака было нелегко, и к тому же он настолько привык, что всевозможные люди постоянно вваливаются в его контору чтобы поделиться всевозможными новостями сплетнями, слухами, советами и чистой ложью, что привык не доверять всем подряд. Вот и сейчас он только спросил:

- А вы уверены, Джозеф, что все верно услышали?

- Уверен ли я? Конечно, уверен! Или вы думаете, что я глухой? - возмутился Джозеф.

- А вы уверены в своем человеке?

- Абсолютно! - заверил Джозеф. - Я его его уже не один год, и он ни разу меня не обманул. Да ему и смысла нет! Его сведения всегда абсолютно надежны, и я готов ручаться собственной головой за точность каждого его слова. Я знаю его лучше, чем кого-либо другого, и, кстати уж, намного лучше, чем вы знаете меня после стольких лет нашего знакомства.

- Так верите ему, а? - и Каммак опять уставился на Джозефа. Затем он вздохнул: - Что ж, вам виднее, - и вызвал своего брокера, У. Б. Уилера.

Джозеф ожидал услышать приказ о продаже по меньшей мере пятидесяти тысяч акций «Святого Павла». Уильям Рокфеллер использовал преимущества активного рынка и избавлялся от своего участия в этой компании. И не имело ровно никакого значения, что это было за участие - инвестиционное или спекулятивное. Важным было лишь то, что лучший биржевик из всей группы «Стандард ойл» избавляется от этих акций. Как бы поступил средний человек, получив такого рода известие? Можно и не спрашивать.

Но Каммак, самый талантливый специалист своего времени по игре на понижение, который был настроен по-медвежьи относительно всего рынка, распорядился так:

- Билли, иди-ка ты на биржу и скупай пакеты акций «Святого Павла» по полторы тысячи каждый, когда они будут приходить с повышением на три восьмых. - А тогда их цена была за девяносто.

- Вы, наверное, хотели сказать - продавай? - опрометчиво встрял Джозеф.

Он не был новичком на Уолл-стрит, но представлял себе рынок как обычный газетчик, да и, пожалуй, публика в целом. Если один из владельцев компании начинает распродавать акции, цена на них должна покатиться вниз. А если еще от акций избавляется мистер Уильям Рокфеллер! «Стандард ойл» бросает компанию, а Каммак покупает! Это же абсурд!

- Нет, - возразил Каммак. - Я имел ввиду именно - покупать!

- Вы мне не верите?

- Верю!

- Вы не поверили моей информации?

- Поверил!

- Рынок ведь будет падать?

- Да!

- Тогда как?

- Я потому-то и покупаю. Послушайте меня, поддерживайте контакт с этим вашим надежным другом и, когда акции прекратят сбрасывать, дайте мне знать. Немедленно! Вы поняли меня?

- Да, - ответил Джозеф и удалился, плохо понимая, зачем Каммак скупает акции Уильяма Рокфеллера. И понять этот маневр ему мешало как раз знание того, что Каммак был настроен по-медвежьи на весь рынок.

Тем не менее Джозеф повидался со своим приятелем, трансфертным клерком, и попросил его дать знать, когда их хозяин кончит сбрасывать акции. И Джозеф по два раза в день звонил своему приятелю, чтобы узнать, как обстоят дела.

Наконец он услышал от своего трансфертного клерка: «Старик больше не продает акции». Джозеф поблагодарил и помчался с этим известием к Каммаку.

Тот внимательно выслушал, повернулся к Уилеру и спросил: «Билли, сколько мы купили акций „Святого Павла"?» Уилер заглянул в записи и сообщил, что они накопили примерно шестьдесят тысяч акций.

Заняв медвежьи позиции, Каммак, еще до того, как начал скупать акции «Святого Павла», приступил к продаже самых разных акций. И его позиции были уже очень велики. Он немедленно велел Уилеру продать только что купленные шестьдесят тысяч акций «Святого Павла», а затем продавать еще. Он использовал эти купленные им акции как рычаг, с помощью которого он придавил весь рынок и сильно помог своим операциям по сбиванию цен.

Акции «Святого Павла» продолжали падать, пока не дошли до уровня сорок четыре доллара за штуку, и Каммак сорвал грандиозный куш на них. Он разыграл свои карты с редкостным мастерством и получил соответствующую прибыль. Я бы отметил характерный для него стиль торговли. Ему не пришлось тратить время на размышления. Он мгновенно увидел, что для него есть вещи поважнее, чем прибыль от одного вида акций. Он увидел перед собой сказочную возможность не только начать большую спекулятивную игру в должное время, но и заполучить инструмент для хорошего начального удара. Получив сведения об акциях «Святого Павла», он решил не продавать, а покупать, потому что таким образом он приобретал наилучшее снаряжение для всей кампании по сбиванию котировок.

Но вернемся к моим делам. Закрыв операции с зерном, я отправился на юг на собственной яхте. Я курсировал вдоль побережья Флориды и наслаждался покоем и рыбалкой. Рыбалка была великолепна. Да и все было очаровательно. Я ни о чем не заботился, да и не хотел никаких забот.

Но как-то я высадился на Палм-Бич и встретил там множество приятелей из Нью-Йорка. Все судачили о самом колоритном хлопковом спекулянте того времени. Из Нью-Йорка сообщили, что Перси Томас потерял все до последнего цента. Речь не шла о формальном банкротстве. Это были просто слухи о втором Ватерлоо, постигшем самого знаменитого спекулянта хлопкового рынка.

Я всегда с большим уважением относился этому человеку. Впервые я узнал о нем из газет, когда один из партнеров биржевого дома «Шелдон и Томас», Томас, неудачно попытался подмять под себя рынок хлопка и дом рухнул. Шелдон, который не обладал отважным азартом своего партнера, струхнул прямо на пороге успеха. По крайней мере так об этом говорили на Уолл-стрит в то время. Во всяком случае, вместо того чтобы сорвать большой куш, они потерпели сенсационный крах. Я уж не помню, сколько там было миллионов. Фирма развалилась, и Томас начал работать в одиночку. Он посвятил себя исключительно хлопку и довольно скоро уже опять стоял на ногах. Он выплатил все долги, включая проценты, хотя по закону мог этого и не делать, и после этого у него остался еще миллион долларов. Его возвращение на рынок хлопка было на свой манер не менее замечательно, чем знаменитый биржевой подвиг дьякона С. В. Уайта, который за год заплатил по долгам миллион долларов. Мужество и находчивость Томаса заслужили мое немедленное восхищение.

На Палм-Бич все только и говорили что о провале Томаса в сделке с мартовским хлопком. Каждый знает, как расходятся сплетни: путаница, преувеличения и красочные подробности разрастаются как снежный ком. Мне случилось наблюдать, как слухи обо мне самом разрослись и исказились настолько, что их автор уже через сутки не смог признать свое детище, обросшее колоритными и пикантными деталями.

Толки о последней неудаче Перси Томаса развернули мой ум от рыбалки к хлопку. Я добыл подборки отраслевых обзоров и начал их изучать. Вернувшись в Нью-Йорк, я целиком отдался изучению этого рынка. Все были настроены по-медвежьи, и каждый продавал июльский хлопок. Вы знаете, каковы люди. Думаю, все дело в заразительности примера, и каждый начинает подражать тем, кто вокруг, и все делают одно и то же. Наверное, это разновидность стадного инстинкта. Как бы то ни было, сотни торговцев считали, что продавать июльский хлопок - дело разумное и полезное, а к тому же и надежное. Когда все сразу продают, это даже нельзя назвать безрассудством - слишком осторожное определение. Торговцы просто видели только одну сторону рынка и очень привлекательную прибыль. Они явно не ожидали крушения цен.

А я все это, естественно, видел, и меня поразило, что все мужики продавали без покрытия, а времени на то, чтобы закрыть свои сделки, у них почти не было. Чем глубже я влезал в ситуацию, тем яснее видел все это, и наконец я решил, что стоит заняться скупкой июльского хлопка. Я принялся за дело и быстренько скупил сто тысяч кип. Это было нетрудно, потому что продавцов было очень много. Временами мне казалось, что я могу без всякого риска назначить премию тому, кто мне покажет хотя бы одного торговца, живого или мертвого, который бы не продавал этот чертов июльский хлопок. И я был уверен, что никто за этим миллионом не явится.

Нужно сказать, что все это происходило в последних числах мая. Я продолжал покупать, а они мне продавали, и так до тех пор, пока я не подобрал все ходившие на рынке предложения о продаже и не стал владельцем ста двадцати тысяч кип хлопка. Через несколько дней после того, как я купил последний контракт, хлопок начал расти в цене. И должен особо отметить, рынок был невероятно мил со мной - хлопок шел вверх со скоростью сорок-пятьдесят пунктов в день.

В субботу, дней через десять после начала операции, рост цен начал замирать. Я не уверен, что на рынке осталась для продажи хоть одна кипа июльского хлопка. Моей целью было выяснить, так ли это, так что я выжидал до последней минуты. В итоге я твердо знал, что все продажи идут без покрытия и к понедельнику всех этих парней можно будет вздернуть безо всяких опасений. Поэтому я одновременно разослал четыре приказа о покупке пяти тысяч кип хлопка каждый, по рыночной цене. Это взвинтило цену еще на тридцать пунктов, и все продавцы без покрытия изо всех сил пытались унести ноги. Рынок закрылся на высшей цене. И заметьте, что все это я сделал, чтобы купить последние двадцать тысяч кип.

Следующим днем было воскресенье. Но в понедельник Ливерпуль должен был при открытии показать цену на двадцать пунктов выше, чтобы остаться на равных с рынком Ныо-Йорка. Вместо этого Ливерпуль выкинул рост на пятьдесят пунктов. Это означало, что Ливерпуль превзошел нас на сто процентов. Этот рост показал, что я сделал все, что можно было сделать. Мои умозаключения оказались разумны и моя торговля шла по линии наименьшего сопротивления. При этом я не забывал и о том, что мне предстояло избавиться от чудовищного количества хлопка. Рынок может продвигаться вверх рывками или постепенно, но при этом будет не способен поглотить больше определенного объема продаж.

После ливерпульской телеграммы наш рынок просто взбесился. Но я заметил, что чем выше лезла цена, тем все реже попадался июльский хлопок. Своего я не продавал. Этот понедельник был для медведей днем треволнений, хотя и не очень радостных, но при этом я не смог заметить признаков надвигающейся паники; стадное стремление немедленно покрыть обязательства по продажам еще не возникло. А у меня на руках собралось сто сорок тысяч кип хлопка, для которого мне еще предстояло найти рынок.

Во вторник утром я встретил приятеля у подъезда, в котором располагался мой офис.

- Занятную историю рассказывает сегодняшняя «Уолд», - сказал он, улыбаясь.

- Что за история? - спросил я.

- Как? Ты хочешь сказать, что не читал ее?

- Я никогда не читаю «Уолд», - сказал я. - О чем статья?

- Все только о тебе. Пишут, что ты скупил июльский хлопок.

- Я не видел ее, - сказал я и отправился к себе. Не знаю, поверил ли он мне. Возможно, он решил, что я поступил очень невежливо с ним, не сказав, правда это или нет.

Добравшись до офиса, я послал за газетой. Ну, и в самом деле, на первой полосе я увидел громадный заголовок:

ЛАРРИ ЛИВИНГСТОН

СКУПИЛ ИЮЛЬСКИЙ ХЛОПОК

Я сразу понял, конечно, что от этой статьи у рынка поедет крыша. Невозможно было бы найти лучший способ с выгодой избавиться от моего чертова хлопка, чем эта статья. Ее одновременно читали по всей стране, в «Уолд» или в пересказах других газет. Ее передали телеграфом в Европу. Это стало понятно по ливерпульским ценам. Она просто свела рынок с ума. Да и неудивительно, при таких-то новостях.

Я, естественно, знал, что будет делать Нью-Йорк и что следует делать мне. Рынок открывается ровно в десять. В десять минут одиннадцатого я уже был чист - ни одной пушинки хлопка. Они раскупили все сто сорок тысяч кип. При этом большая его часть ушла по высшей цене дня. Торговцы сами сделали рынок для меня. Я всего лишь использовал эту сказочную удачу, чтобы избавиться от хлопка. А что еще мне оставалось делать?

Я был готов к тому, что распродажа моего хлопка окажется весьма трудной задачей, но счастливый случай помог мне ее решить. Если бы не эта статья в «Уолд», мне при ликвидации этой партии хлопка пришлось бы пожертвовать большей частью бумажной прибыли. У меня не было ни малейшей возможности распродать сто сорок тысяч кип без существенного падения цены. Но газетная статья дивным образом справилась с этой задачей.

Не имею ни малейшего понятия, почему газета опубликовала эту статью. Никогда этого не мог понять. Думаю, что у журналиста были знакомые на хлопковом рынке, которые его посвятили в ситуацию, и он решил, что это будет сенсационный материал. Я не встречался с этим журналистом и ни с кем другим из этой редакции. Я узнал о публикации этой статьи только в девять утра, да и то - спасибо приятелю. Я-то этой газеты вообще никогда не читал.

Без этой статьи я не имел бы достаточно большого рынка, чтобы распродать весь хлопок. Эта проблема возникает при любой масштабной операции. Из такой операции невозможно выбраться втихаря. Такую операцию нельзя закрыть, когда тебе захочется или когда ты решишь, что самое время выбираться. Приходится закрывать ее, когда возникают условия, когда появляется рынок, способный поглотить твой товар. Если такая возможность не возникнет, это может стоить миллионы. И здесь колебаться нельзя. Нерешительность может все погубить. И здесь нельзя использовать такие, например, финты, как конкурентные покупки, нацеленные на вздувание цен на рынке медведей. В результате можно получить резкое сужение рынка.

ДАЛЬШЕ >> Глава 12. «Вскоре после того, как я...»