В полночь Палмер проводил до дверей последнюю пару — Джейн, тетку Эдис, и Тима Карви, ее третьего мужа. Она была лишь немного старше Эдис и такая же высокая. Они жили в Рокленд Каунти, около пятидесяти километров от Нью-Йорка, и, чтобы не ехать домой поздно ночью, сняли номер в отеле «Св. Рейджис». Вот почти и все, что Палмер смог вспомнить о них, когда он пожелал им спокойной ночи и закрыл дверь. Он немного постоял в вестибюле, неожиданно почувствовав, что ворвавшийся с улицы поток холодного воздуха, освежив помещение, освежил и его. Затем он вернулся в гостиную, занимающую два этажа, и уставился на огонь в огромном камине.

— Результат не очень ясен,— сказала Эдис из дальнего конца комнаты, там, где винный чуланчик и бар.

— Да?

— Это был своего рода эксперимент, дорогой. Может ли группа из восьми человек заполнить помещение. Вывод: нет.

— Очень жаль,— пробормотал Палмер.

— Это не твоя вина,— ответила Эдис, посмеиваясь.— Теперь я знаю. Хотя думаю, что восьмерым более веселым людям это удалось бы несколько лучше.

— Если шесть из них банкиры и их жены,— задумчиво сказал Палмер, глядя в огонь,— едва ли можно ожидать большого оживления.

— В следующий раз мы пригласим двенадцать человек. Мне кажется, тогда все будет прелестно.

Палмер поднял глаза и увидел, что Эдис деловито устанавливает маленький стаканчик для вина в измельченном льду. Сейчас она наполнит стакан драмбуи или бенедиктином, охладит его и выпьет.

— Сделай еще один,— попросил он.

— Сейчас.

— Как я понял из твоих слов,— продолжал он,— сегодня им было скучно.

— Скучно? Не знаю. Очень может быть, что это из-за комнаты.

Палмер покачал головой:

— Виноваты люди. И прежде всего я сам. Ты не знала никого, кроме Джейн и ее мужа. А я знал. За обедом все было в порядке, но потом, когда я позволил Бэркхардту припереть меня к стенке разговорами о служебных делах, наступил холодок.

— А о чем вы толковали? — спросила она, погружая в лед еще один стаканчик.— Это было похоже не на служебные разговоры, а скорее на философский спор.

— Я думаю,— сказал Палмер, наблюдая, как она наполняет до половины стаканчики,— именно это и рассердило старого сыча. Он не подкован для философских споров или же считает себя неподкованным.

— Он, кажется, обвиняет тебя в реакционных наклонностях.

— Он считает, что я не иду в ногу со временем.

Некоторое время они молчали. С улицы на каком-то расстоянии от их дома раздался звон церковного колокола, пробившего двенадцать раз.

— Еще не охладились? — спросил Палмер.

Эдис покачала головой.

— Из всех банкиров, которых я знаю,— сказала она,— тебя я меньше всех подозревала бы в реакционности. С каким временем ты не идешь в ногу?

— О, это один из сложнейших, запутанных вопросов, ответы на которые мы узнаем, как я подозреваю, лишь лет через пятьдесят. Между прочим, вся эта история представляет чисто академический интерес, потому что мои возражения абсолютно не принимаются во внимание.

— Борьба с ветряными мельницами?

Он сел на высокий табурет перед баром.

— Все, с кем я уже говорил об этом, считают, что я не прав.— Он уставился в ведерко с измельченным льдом. Два стаканчика казались глазами в снегу. Они в свою очередь уставились на него.

— Но ты и сам не убежден.

— Я совершенно убежден в своей правоте.— Он криво улыбнулся.— Возможно, я не прав с точки зрения узко практической. В крайнем случае я ошибаюсь в отношении этого года и, может быть, следующего.

— Тебе просто хочется поговорить? — спросила она.— Или же в конце концов ты введешь меня в курc дела?

— Я думал, ты слышала старого Бэркхардта. Его голос разносился по всем углам.

— Я честно вела разговоры с остальными.

— Ладно. Дело идет о неограниченном потребительском кредите.— Он вздохнул.— Наверное, они уже холодные. Эдис вынула один стаканчик и протянула его Палмеру:— Если ты любишь теплый драмбуи...

Палмер отпил немного и нашел, что ликер достаточно холодный.— Видишь ли,— начал он,— придет день расплаты, когда все должники или выплатят деньги — что невозможно,— или же экономика съежится, как проколотый воздушный шар. Сроки выплаты кредитов так сильно растянуты, а сумма выданных кредитов настолько оторвалась от наличности, что фабриканты в один прекрасный момент будут вынуждены потребовать выплаты у оптовых торговых фирм, которые требуют выплаты у мелких торговцев, а те в свою очередь у потребителей.

— Но разве потребители не могут заплатить, дорогой?

— Они работают на предприятиях у фабрикантов, чьи кредиты так просрочены, что здравый смысл больше не позволяет им производить товары. Они свертывают производство, увольняют рабочих. А безработный не может заплатить свои долги. Понимаешь?

Эдис покачала головой и медленно вынула изо льда свой стаканчик с ликером.— Я думала, автоматика позаботится обо всем этом.

Палмер рассмеялся коротким злым смехом, так похожим на смех Бэркхардта, что на мгновение замолчал, соображая, когда это он успел подцепить эту манеру.

— Способ производства товаров не может изменить кредитного цикла,— объяснил он наконец.

— Тогда мы обречены.

— Я настолько закрутился во всей этой чепухе, что начал выдавать догмы,— вздохнул Палмер и отпил немного ликера.— Две вещи способны спасти положение. Федеральная резервная система может прижать банки. Банки сократят кредит торговцам, которые в свою очередь урежут потребительский кредит. Или же потребители будут следить за собой и вести себя как взрослые люди, а не как жадные дети.

— Значит,— промолвила Эдис, держа свой стакан против света и внимательно изучая его,— все зависит от потребителей?

— Очевидно.

— А они не будут вести себя как взрослые, — продолжала Эдис,— пока живут в страхе, что сегодня вечером или в какой- нибудь особенно солнечный день на следующей неделе все это разлетится на кусочки.

Они тянули свой ликер в тишине. Какое-то полено в камине надломилось, выбросив в дымоход целый сноп искр.— Я думаю, это не тема, в которую человек может, так сказать, погрузиться с ходу, без подготовки.

— Она была предметом обсуждения на сегодняшнем заседании в банке. Теперь мои коллеги, должно быть, считают меня помешанным на этом вопросе.

— А каково их мнение?

— Честно говоря, я раньше не обсуждал это с ними.

— Тогда с кем же?

— Ну, я не знаю. Я разговаривал с нашими работниками из отдела рекламы и информации.

— Маком Бернсом? — спросила она.

— Да, кажется. Он и мисс Клэри совершенно ничего не понимают в банковском деле.— Палмер посмотрел на ликер у себя в стакане и понял, что поздний час и, вероятно, весь алкоголь, поглощенный им за вечер, слишком развязали ему язык. Не то чтобы он не мог вести беседу, касающуюся Вирджинии, сказал он себе. Скорее, он просто был глупцом, упомянув ее имя.

— Она занимается рекламой и информацией?

«Видишь,— сказал про себя Палмер,— видишь?» И вслух:

— Она, по существу, мой посредник в отношениях с Бернсом.— Он сделал короткий сдержанный вдох и попытался провести отвлекающий маневр.— Ни один из них не понимает банковского дела. Просто удивительно, как в наши дни люди становятся экспертами. В Олбани я встретил одного так называемого специалиста по атомной энергии. Он член комитета по размещению электростанций. После пятиминутного разговора я увидел, что он знает об атомной энергии столько, сколько может знать человек, прочитавший об этом статью в приложении к воскресной газете. И он эксперт в Олбани.

— Кто же нанял мисс Клэри? — спросила Эдис, возвращаясь к прерванной мысли.

Палмер пожал плечами:

— Она уже работала, когда я пришел.

— Она привлекательна?

Палмер негромко рассмеялся. Он вспомнил правильный ответ на этот вопрос первых лет своей супружеской жизни.

— Честно говоря, я не заметил,— сказал он.

— Сколько ей лет?

— Ну, твоих лет.

— А как она выглядит?

— Брюнетка. Невысокого роста.— Он на секунду замолчал.— А что?

Эдис глотнула ликеру.

— Простое любопытство. Я встречала Мака Бернса, но никогда не встречала мисс Клэри. Мисс?

— Так ее называют. На самом деле, я думаю, она вдова.

— Правда?

Палмер кивнул, не желая углубляться в эту тему. Впрочем, его тоже удивляло, почему Вирджиния пользовалась своим девичьим именем, но он считал дурным тоном спрашивать ее.

— Звучит очень драматично,— сказала затем Эдис.— Загадочная черная вдова. Что она делает в твоей конторе?

— Составляет всякие документы и прочее.

— Речи?

— Иногда, первые наброски.

— Я потрясена,— сказала Эдис,— теперь я знаю, откуда идут все эти достойные цитирования атаки на сберегательные банки.

— Не совсем так.— Палмер встал и налил себе еще немного ликера.— Окончательный вариант я делаю сам.

Эдис мягко рассмеялась:

— Бэркхардт прав, дорогой. Ты безнадежно старомоден.

— Вовсе нет. К банкирам прислушиваются. Их слово не должно быть необдуманно и несерьезно. Если он несдержан, то, атакуя других банкиров, он уничтожает не только своего оппонента, но и бросает подозрение на себя. Я стараюсь, чтобы мои речи были умеренными.

— Очень хорошо сказано.— Эдис иронически посмотрела на него.— Я была не права, Вуди, ты тоже. В конце концов, ты сын своего отца.

Палмер встал, выиграв в физической высоте, если ни в чем другом.

— Совсем нет. Я скажу тебе кое-что о моем отце. Будь он сейчас жив, он был бы на стороне Бэркхардта. Я знаю, потому что у нас с ним были такие же споры.

— Прости.

— И я скажу тебе что-то еще,— продолжал Палмер, стараясь держать свой голос на разумно низком уровне.— Если бы я относился к банковскому делу иначе, я давно бросил бы его. Ты думаешь, что удерживало меня? Что удерживает меня сейчас?

— Ты хорошо в нем разбираешься. И, Вудс, чем бы еще ты занимался?

Палмер грустно покачал головой. Он отодвинул от себя стакан и подошел к камину. Мгновение он смотрел на огонь, потянулся к кочерге и поправил поленья. Затем повернулся к жене.

— Каждый строит свою жизнь из того, что у него под рукой,— сказал он. Его голос странным эхом отдавался в огромной комнате.— Даже сыновья хорошо обеспеченных людей. Даже,— добавил он, указывая на нее,— их дочери. У меня под рукой было банковское дело. И я занялся им. Я говорю себе: это почетная профессия. Я верю, что она осуществляет необходимые общественные функции. И когда она перестает это делать, она для меня перестает существовать. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Понимаю. Это очень грустно.

— Да, грустно,— согласился он,— потому что банковское дело освобождается от этих необходимых функций, подобно тому как змея сбрасывает тугую, сковывающую ее кожу. Банк должен придавать силу, поддерживать, защищать. Главная функция банковского дела — сберегать.

— Это было,— сказала Эдис,— функции меняются.

— Легкие дышат. Сердце гонит кровь. Некоторые функции не меняются. Если же это происходит, результат — смерть.

— Боже мой, Вудс, я и не представляла, что ты...

— Я тоже не представлял,— прервал он ее.— Я всегда знал, как отношусь к этому. Я просто не знал, что могу так сильно переживать. Но сегодняшнее заседание снова разбередило все во мне. Я мог бы, пожалуй, рассказать тебе, что происходит.

— Что же?

— «Джет-Тех интернешнл». Им нужен беспримерно огромный заем по беспримерно низкой процентной ставке. Мы отказываем им, потому что можем получить от тех же денег гораздо больше прибыли, давая маленьким должникам еще глубже залезать в долги. Если Джет-Тех не получит от нас заем, они попытаются завладеть банком.

— Ты серьезно?

— Они серьезно. Борьба со сберегательными банками? Это законная борьба. Но Джет-Тех нарочно подогревает ее до лихорадочного напряжения. Втягивая Бэркхардта, ведя его к проигрышу, они дискредитируют его в глазах акционеров. Сами же между тем спокойно скупают все акции, какие только могут найти.

— Прекрасно. Бэркхардт знает?

— Да.

Эдис помолчала.

— Акции поднимутся?

— Они уже поднимаются.

— Тебе никогда не приходило в голову,— медленно и задумчиво сказала она,— что Бэркхардт может получить хорошенькую прибыль от своих ценных бумаг?

— Да. Я думал об этом. Отбросил эту мысль. Кто-нибудь другой, только не Бэркхардт.

— Кто-нибудь вроде тебя?

Палмер уставился на нее. Она встретила его взгляд. Ее светло- карие глаза под белесыми бровями были совершенно спокойны и неподвижны.

— Мадам,— сказал он наконец,— вы меня удивляете.

— Ты бы так не поступил? — спросила она.

— Нет. Но не по этой причине. Смотри.— Он пододвинул табуретку ближе к бару.— Если я куплю акции ЮБТК ради быстрой наживы, я окажусь в одном лагере с Джет-Тех. Мои руки будут связаны.

— Но, Вудс, что, если они победят? Могут они?

— У них отличные возможности.

Она хлопнула в ладони.

— Дорогой, разве ты не видишь?

— Чего не вижу?

— Что если ты должен что-нибудь покупать, то это акции Джет-Тех. Немедленно.

Палмер рассматривал свой наполовину наполненный стакан. Завтра, когда известие об отказе Джет-Тех в займе распространится, их акции упадут на три пункта или больше. Послезавтра как раз настанет время покупать их.

— Эдис, где последний воскресный номер «Таймс»?

— Не знаю... Может быть, в корзине с дровами.

Палмер разобрал руками поленья и обнаружил газету, положенную туда для растопки.

— Здесь. Двухнедельной давности. Не имеет значения.— Он нашел финансовый раздел и стал изучать большую таблицу — обзор за неделю.— Акции Джет-Тех открыли неделю при сорока четырех. Наивысшая точка за неделю — сорок шесть и одна восьмая. Закрыли неделю на сорока трех с тремя четвертями.— Он встал и подошел с газетой к бару.— Послезавтра они должны упасть до сорока или что-то около этого. Потом, если Джет-Тех захватит контроль над ЮБТК, акции могут стремительно подскочить. Десять пунктов — это весьма умеренное предположение.

— Так сделай это.

Некоторое время он сидел молча.

— Я знаю,— продолжала Эдис,— у тебя угрызения совести.— Она изучающе посмотрела в свой пустой стакан, потом снова поставила его в лед и еще раз наполнила ликером.— Я знаю.

— Тут много всякого, Эдис.

Она покачала головой:

— Просто угрызения совести.

— Угрызения совести здесь ни при чем. Здесь вот что. Как бы Бэркхардт ни относился в Джо Лумису, я знаю, что Джет-Тех делает стоящее дело. Без организаций вроде этой, где бы мы были в так называемой борьбе за космическое пространство?

— Но если Джет-Тех кооперируется даже с ангелами, это тем не менее не дает ей права украсть банк.

Палмер встал и направился к окну. Его шаги гулко отдавались в этой огромной комнате. Он прошел мимо огня, хотел было еще раз помешать дрова, но передумал и пошел дальше к окну. Подойдя к нему, он прислонился лбом к холодному стеклу. Снаружи, сквозь бетонный фасад с его резкими изгибами и извилистыми просветами, были видны отдельные куски улицы, фары автомобиля, лампа в окне, железный шпиль забора. Нельзя, сказал он себе, подходить к бизнесу с этическими нормами. Это просто путает все дело. Нереально считать один путь правильным, а другой нет. Единственно правильный путь бизнеса — это делать прибыль, не попадая в тюрьму.

Он повернулся лицом к жене.

— Я не прав,— произнес он.

— Что, дорогой?— Ее голос слабо донесся до него через всю комнату.

— Я не прав,— повторил он, повышая голос.— Они имеют полное право пытаться перехватить у нас банк.

— Да? И что же?

— И я имею полное право попытаться помешать им.

— И это ты собираешься сделать?

— Да,— пробормотал он.

— Я не слышу тебя.

— Да,— сказал Палмер. И снова так громко, что слово уже прозвучало криком:

— Да!

Он повернулся к окну и вдруг обнаружил, что смотрит в глаза мужчины и женщины, уставившихся на него сквозь кружевной фасад. Явно смущенные тем, что они замечены, оба тут же исчезли.

— Тебе совсем не нужно кричать,— сказала Эдис.

ДАЛЬШЕ >> Глава 43