Палмер ненадолго задремал. Вирджиния тихо лежала рядом. Когда она слегка пошевелилась, он сразу же проснулся. Легко, будто и не спал. Он лежал неподвижно, глаза закрыты, дыхание ровное и глубокое. Когда она снова пошевелилась и пошарила рукой вокруг себя, он продолжал лежать не двигаясь. Он и сам не понимал, почему он это делает.

Спустя момент он услышал, как его зажигалка издала короткий чиркающий звук. Затем почувствовал запах сигаретного дыма.

— Ты проснулся? — прошептала она очень тихо.

Палмер дышал медленно и глубоко. Вскоре она осторожно встала с постели. Он слышал, как она выдохнула, по всей вероятности, дым сигареты. Он приоткрыл глаза и стал разглядывать ее обнаженное тело, всего в метре-двух от него. Она отодвинула занавеску и рассматривала что-то на улице. Рассеянный свет, падающий из открытой в гостиную двери, освещал ее тело, не бросая теней, кроме одной глубокой ложбины между ягодицами.

Заглядевшись на что-то, что находилось за пределами комнаты, и не замечая его пристального взгляда, она казалась совершенно другой. Почему бы это?

Может быть, потому, подумал Палмер, что он вообще редко видел ее в покое. Даже когда она сидела — за письменным столом, например,— он не мог бы сказать, что она находится в покое. Что-то в ней, вероятно движение глаз или же голос, говорило ему совершенно и определенно, что она — в действии. И в отношении ее, решил он, это почти всегда было справедливо. От нее исходило какое-то динамическое напряжение.

В данный момент, понял Палмер, он не видит ее глаз, кроме того, она затихла, боясь разбудить его. Он видел ее сейчас такой, какой она могла быть одна в своей комнате дома,— одним локтем опершись о стену возле окна, тяжесть тела на одной ноге, другая нога свободно согнута в колене. Он видел ее ступню, вогнутую линию подъема, слегка загрубелую пятку. Он заметил в первый раз, что ступня очень узкая, даже та, что держала сейчас вес тела. Она тихо вздохнула, и Палмер попытался оценить этот звук. В нем было, решил он, и пережитое удовлетворение и нежелание быть одной и в покое. Если и было между ними что-то общее, так больше всего эта неспособность полностью освободиться от напряжения и отбросить все мысли.

Вероятно, подумал Палмер, это есть несчастливый результат наличия ума. Он лежал — глаза его блуждали вверх и вниз по ее ногам,— лежал в каком-то состоянии почти ничегонедумания, которое обычно наступает после приятного напряжения.

Хотя ему и доставляло удовольствие рассматривать ее тело, он обнаружил, что глаза его закрываются. Он почти ощущал, как его размышления становятся более вялыми и менее связанными с действительностью.

Что бы случилось, женись я на ней, подумал с любопытством Палмер.

Были бы всякие осложнения, связанные с разводом. Но Эдис и он оба вышли из среды, где развод не был событием. Его собственные родители больше не вступили в брак после развода, но его дядя Хэнли, ему теперь около 70 лет, только недавно женился в третий раз, на женщине 55 лет. Младшая сестра Эдис, теперь одинокая, кое-как прошла через два замужества. Ее тетя Джейн стала героиней скандального развода. Жена ее любовника на бракоразводном процессе назвала ее соответчиком — факт, не способствовавший семейному благополучию Джейн. Она и ее любовник один за другим получили разводы, но по какой-то причине не почувствовали большого желания пожениться. Он ушел к другой женщине. Джейн оставалась некоторое время одна, вскоре вышла замуж за какого-то нью-орлеанца и развелась с ним — все это меньше чем за год. Наконец, с адвокатом из Бостона, которого никто толком и не знает, она, кажется, успокоилась надолго. Сейчас он занимает какой-то государственный пост и...

Палмер вернул свои мысли на едва заметную колею, по которой они шли. Эдис, сонно сказал он себе, не будет устраивать большого шума, не будет она также ставить невозможно строгих условий в отношении его встреч с детьми.

Вирджинии придется, конечно, уйти из банка. По этому случаю, понял он, его также могут попросить уйти. В полусонном состоянии Палмер начал анализировать свои финансовые дела. Предполагая, что половины имущества — целой суммой или же выплатой частями — будет достаточно для Эдис, в придачу к дому и, конечно, различным трестовским фондам для нее и детей,— хватит ли оставшегося ему на жизнь? На что как абсолютный минимум могут комфортабельно жить мужчина и женщина? Он не имел понятия. Десять тысяч? Двадцать? Будут ли они много путешествовать, когда покинут банк? Вероятно. Они могут поселиться за границей. Испания, может быть, или остров в Средиземном море.

Он попытался представить себя и Вирджинию на диком берегу, среди морских глубин и обнаружил, что зрительно представить это невозможно. Для людей, которые никаким напряжением воображения не могли увидеть себя прозябающими где-нибудь на далекой Ривьере, для таких людей город был единственным возможным местом жительства. А жизнь в городе дорога. Сорок тысяч в год? И поскольку, соображал Палмер, он намерен прожить еще минимум лет тридцать, это означало больше миллиона долларов на расходы. После развода он никогда не сможет рассчитывать на такую сумму. А если умерить свои запросы? Процент с четверти миллиона составит 12 500 долларов в год. К ним он добавит еще 12 500 долларов основного капитала. В то время как проценты с его сокращающегося основного капитала будут уменьшаться, он будет тратить все более крупные суммы основного капитала и за тридцать лет дойдет до полной нищеты. Но, имея 25 000 долларов в год, на которые...

И снова усилием воли он вернул свои мысли на главную колею. Сама идея черпать из основного капитала угнетала его. Вероятно, есть и другой путь.

Конечно, в случае если они с Вирджинией не поженятся после его развода, то его доход от службы в ЮБТК щедро обеспечивал бы их. Они бы терпеливо подождали несколько лет. Потом, когда они поженились бы, на них не лежало бы никакого бремени. Он остался бы в ЮБТК. Ну, конечно, он мог бы попросить Вирджинию подождать несколько лет, в течение которых их женитьба останется в тайне, как их теперешние отношения.

Что это такое — быть женатым на Вирджинии, с интересом подумал Палмер. Он совершенно определенно чувствовал, что ее сексуальный аппетит останется сильным. Его собственный, он был уверен, будет соответствующим. Правда, есть разница между несколькими часами удовольствия, получаемого время от времени, и перспективой многолетней размеренной супружеской близости. Сообразив, что не имеет достаточно опыта, который помог бы ему предугадать подобную ситуацию, Палмер почувствовал некоторое беспокойство. Жизнь с Эдис никогда, даже в самом начале, не была богата интимными отношениями. Один раз в неделю — таков в основном был ритм их жизни.

Палмер вспомнил, что между ними никогда не было неожиданной, спонтанной близости. Все делалось почти по графику, обычно по пятницам или субботам, поскольку на следующее утро можно было подольше поспать. Ни на один внеочередной случай не было получено согласия. Такой порядок выработался сам собой: он спрашивал, она отказывала, вежливо, с множеством уважительных причин. Только в конце недели. Кроме того, конечно, бывали непредвиденные осложнения. Эдис считала неразумным заниматься этим, когда, например, у кого-нибудь из них был насморк, или же расстройство желудка, или головная боль. Ко всему прочему она была активным членом ряда филантропических обществ; собрания и мероприятия этих групп плюс собрания Ассоциации родителей и преподавателей, пришедшие позднее, вскоре превратили весь процесс супружеской близости во второстепенный атрибут их жизни наряду с посещениями театра и приглашениями родственников к обеду.

Ко времени их переезда в Нью-Йорк, увидел Палмер, этот режим настолько прочно укоренился, что и без благотворительных обществ и АРП жизнь всегда выставляла различные дела, более важные, чем секс. Руководство Эдис перестройкой дома, например, полностью исключило эти отношения между ними, если не считать одной ночи в октябре. Конечно, его собственное очень частое отсутствие по вечерам, даже до Вирджинии, немало способствовало этому. Но сейчас, лежа в полузабытьи, Палмер поймал себя на том, что с интересом думает — задерживался бы он так часто и так поздно, будь у него дома что-нибудь существенно его интересующее.

Он хотел было вздохнуть, но спохватился, вспомнив, что, по мнению Вирджинии, он спит. Он слегка приоткрыл глаза и увидел ее в той же позе.

Наблюдая за ней, Палмер сравнил ее полные, крутые бедра и большие груди с мальчишеской фигурой Эдис. Ни та, ни другая не имели ненужного, лишнего жира, но у Эдис груди были маленькие с плоскими крохотными оранжево-коричневыми сосками, в то время как у Вирджинии они было довольно полными — удивительно для женщины ростом намного меньше Эдис,— и соски были окружены розовым ореолом. Твердыми они, конечно, были только, когда... Палмер закрыл глаза и попытался привести свои мысли хоть в какой-нибудь порядок. Нельзя, понял он теперь, винить во всем Эдис. Она была очень привлекательна в своем стиле картинок журнала мод. Отсутствие у нее физического влечения к нему явилось частично результатом всех этих вечеров, когда он возвращался домой поздно, и еще до этого в Чикаго, всех вечеров, когда он разрешал ей оттолкнуть себя нелепыми оправданиями. Поскольку, понял Палмер, он никогда не настаивал, у Эдис не было возможности лучше узнать, на что он способен. И только Вирджиния показала ему, насколько силен его половой аппетит или насколько важным может стать для него удовлетворение этого аппетита.

И что его интересовало больше всего, размышлял Палмер, так это степень силы его влечения к Вирджинии. Было ли оно достаточно сильно, например, чтобы заставить его покинуть Эдис? Было ли оно настолько сильно, чтобы решиться посвятить остаток своей жизни Вирджинии? Он почувствовал, что углы его рта слегка изогнулись в улыбке. Сонный незнакомец в его мозгу был довольно- таки забавен.

Неожиданно Палмер полностью проснулся. Как будто холодная струя влилась в его вены и понеслась, прорываясь сквозь невидимые шлюзы, в ленивую реку наслаждения. Палмер представил самого себя совершенно отчетливо. Он лежал на боку, как голое упавшее дерево, на котором неожиданно пустил корни его же собственный паразитический вариант. Незнакомец — его второе «я», чувственный сексуальный тип,— торжествовал над ним. Но теперь Палмер окончательно проснулся. Даже трудно было держать глаза закрытыми.

Возможно ли это, удивился он, дать своим мыслям так выйти из-под контроля, что над ними одерживали верх эмоции? Все это вздор и чепуха — и деление имущества, и подсчеты основного капитала и процентов. Разве он мог достаточно серьезно представить себя ликвидирующим свой основной капитал? Он позволил глазам приоткрыться. Как бы с целью убедить себя, что находится вновь среди реальных вещей. Посмотрел на окно. Вирджиния, казалось, так ни разу и не шевельнулась. Пока он предавался этим идиотским размышлениям, ее тело оставалось всего в нескольких футах от него, в той же позе, как он запомнил ее в последний раз,— вес перенесен на одну ногу, свет, падающий из двери и не дающий теней, окрасил два холма ее ягодиц в мягкий розовый цвет, а провал между ними — в темно-красный. Вязкая жаркая волна накатилась на него. Он глотнул, силясь протолкнуть слюну в пересохшее горло. Он снова почувствовал прилив желания и на секунду ужаснулся, но всего лишь на секунду. Какая-то сиропная теплота лениво потекла по его венам. Он медленно то ли скатился, то ли упал с кровати, вытянув вперед руки, чтобы смягчить удар. Она услышала звук падения. Начала поворачиваться. Ее груди, вошедшие в полосу света, на секунду ослепили его, как вспышка пламени. Он поднял голову и медленно поцеловал мягкий, гладкий внутренний изгиб ее бедра.

ДАЛЬШЕ >> Глава 52