Вечером в четверг я смотрел по телевизору соревнования по легкой атлетике, трансляцию из Осло. Мне было невыносимо тяжело, но почему-то я не мог заставить себя выключить телевизор. На восьмисотметровой дистанции первым финишировал испанец, которого я не раз побеждал, и я снова спросил себя, почему я бросил легкую атлетику? Я был в такой отличной форме! А теперь возвращаться в большой спорт было уже поздно. Мне никогда не восстановить прежнюю спортивную форму. Теперь все в прошлом. Ничего не остается, как только сожалеть о неверном решении.

Я обвел взглядом свою квартиру. С камина на меня издевательски смотрела бронзовая олимпийская медаль. О Боже, ну и жилище! Оно настолько тесно, что мигом захламляется. В углу за дверью скопилась большая стопка грязного белья. Надо бы отнести его в прачечную, подумал я. Нет, с этим можно подождать. У меня еще оставалось несколько чистых комплектов.

Зазвонил телефон. Наверно, опять из бюро по трудоустройству. Недавно я сказал его агентам, чтобы они больше не искали работу на рынке ценных бумаг, а посмотрели бы вакансию специалиста по изучению кредитов. В ответ мне пробормотали, что сейчас с вакантными местами везде очень плохо. Вполне очевидно, что в поисках работы я опускался все ниже. После десятого звонка я заставил себя подняться и взять трубку.

— Алло?

— Алло, это вы, Пол? — услышал я знакомый четкий голос Кэти.

Мое сердце забилось быстрее. Поднявшуюся было волну восторга тут же погасила привычная хандра. За последнюю неделю я получил добрую сотню отказов, и у меня не было сил выслушивать еще один.

— Пол, это вы?

Я прокашлялся.

— Да. Да, это я. Как ваши дела, Кэти? — Мои слова прозвучали холодно, почти официально. Это получилось само собой.

— Я услышала о вашем несчастье. Мне очень жаль. Наверно, это было ужасно.

— Да, не очень приятно.

— У нас ходили самые нелепые слухи о причинах вашего увольнения.

К чему она клонит? Ей хочется позлорадствовать? Узнать новые сплетни? В этом я ей не помощник.

— Да, могу себе представить.

— Послушайте, — нервно начала Кэти, — я подумала, что мы очень давно не виделись. Может, нам стоило бы встретиться? — Чтобы я снова разболтался, мрачно подумал я. — Вы не заняты в воскресенье во второй половине дня?

Мое сердце снова забилось быстрее.

— Нет, не занят.

— Понимаете, я подумала, может быть, нам стоит прогуляться где-нибудь на природе. Я знаю прекрасное место в Чилтернсе, это всего в часе езды. Конечно, если вы не против, — неуверенно добавила Кэти.

Должно быть, Кэти стоило немалых усилий позвонить мне, а мои односложные ответы и их тон не очень помогали ей.

— Да, с удовольствием, — ответил я, пытаясь вложить в свои слова как можно больше энтузиазма. К моему удивлению, это мне удалось.

— Отлично. Вы не заедете за мной в два часа? — Кэти дала мне адрес в Хэмпстеде.

Было бы преувеличением сказать, что период депрессии миновал, но сквозь тучи определенно стало проглядывать солнце. На следующий день мне удалось более или менее удачно пройти собеседование в одном из японских банков, а почти всю субботу я методично изучал «Файненшал таймс», особенно приглашения на работу и новости финансового мира. Рано или поздно я найду работу, рассуждал я, и лучше сразу показать, на что я способен. По сравнению с началом недели я сделал большой шаг вперед.

— Пол, расскажи, что произошло.

Я знал, что Кэти обязательно спросит об этом. Мы шли по заросшему высокой травой склону холма, спускаясь к небольшому ручью. Издали за нами наблюдало стадо черно-белых коров фризской породы; мне показалось, что коровы обсуждали, хватит ли у них сил перейти луг, чтобы взглянуть на нас поближе. В конце концов коровы решили, что мы не стоим таких усилий, и, опустив головы, снова принялись щипать траву. Накануне прошел дождь, и воздух был удивительно свежим. Светило солнце, и день казался скорее весенним, чем сентябрьским.

Этого вопроса я боялся больше всего. Я знал, что ни в чем. не виновен, но все считали меня преступником. Изменить общее мнение я никак не мог, так какой смысл оправдываться? Мне казалось более достойным хранить молчание, чем кричать всем и каждому о своей невиновности. И уж меньше всего на свете мне хотелось бы выглядеть хныкающим неудачником в глазах Кэти.

Еще по дороге в Хэмпстед я попытался подготовиться к возможным опасностям, ко всем возможным темам, способным породить конфликт: карьере Кэти, Кэшу, моим безуспешным попыткам найти работу и многому другому. Я был готов к трудному разговору, когда верный путь выбрать не легче, чем найти безопасную тропу на минном поле.

Но все получилось не так, как я ожидал. Кэти была искренне рада видеть меня. Весь путь до Чилтернса мы непринужденно болтали. Я оставил машину возле древней церкви в римском стиле, и дальше повела Кэти. Мы миновали типично английскую деревушку, старую буковую рощу, большую ферму и вышли к этому зеленому холму, у подножия которого бежал ручей.

Как бы то ни было, Кэти задала вопрос, и я стал рассказывать. Она слушала, внимая каждому слову, и я уже не мог остановиться. Я не только объяснил, как попал в неприятнейшую историю, но и сказал, что мне пришлось пережить за последние две недели. Я ощущал необычную легкость, потому что Кэти принимала все, что я говорил, очень близко к сердцу. Постепенно я успокаивался. Неожиданно для меня самого оказалось, что я уже не шагаю по лугу и Кэти не спешит за мной, а мы вдвоем медленно бредем по берегу ручья. Рассказывая Кэти, я и сам впервые понял, чем я занимался последние полмесяца — жалел себя. Я выговорился до конца.

— Прошу прощения за многословие, — сказал я. — Вы были очень терпеливы.

— Нет-нет, все в порядке, — отозвалась Кэти. — Похоже, вам пришлось несладко. — Она спустилась к самому ручью. — Может, мы здесь остановимся? Мы прошагали не меньше четырех миль. Я бы с удовольствием поплескалась.

Кэти сбросила туфли, закатала джинсы до колен и вошла в стремительный поток. Вода была холодной, и Кэти взвизгнула. Я лег на траву, подставив лицо солнечным лучам. Сквозь полуопущенные веки я смотрел, как Кэти прыгает с одного мокрого камня на другой, и волосы падают на ее загорелое лицо. Она приехала в белой рубашке и в старых джинсах. Я никогда не видел ее такой беззаботной, взъерошенной. Такая Кэти нравилась мне гораздо больше. Она очень мне нравилась. Я улыбнулся и закрыл глаза.

Должно быть, я задремал на прохладной траве, потому что меня разбудило щекотание под носом. Я наморщил нос, чихнул и открыл глаза. Кэти, лежа рядом со мной, длинной травинкой водила у меня под носом. Я вяло попытался схватить травинку, но Кэти, хихикнув, отдернула ее. Лицо Кэти было всего дюймах в шести от моего. Ее большие карие глаза светились. Потом улыбка исчезла с ее лица, я приподнялся и притянул Кэти к себе. Мы поцеловались — сначала нерешительно, потом крепче, обняв друг друга. Кэти оторвалась от меня, тихонько хихикнула, отбросила волосы с лица и снова жадно прильнула к моим губам. Именно в этот момент не больше чем в пятидесяти ярдах от нас кто-то крикнул:

— Бенсон, куда ты подевался? К ноге, чертова собака!

Мы со смехом оторвались друг от друга. Кэти встала.

— Пойдем, нам до машины не меньше трех миль.

— Хорошо, — вздохнул я и тоже поднялся.

По берегу ручья мы шли молча. Когда мы оказались на другой стороне долины, Кэти сказала:

— Мне очень жаль Дебби.

Еще одна непростая тема, но и на этот раз я почему-то даже был рад, что Кэти заговорила о ней.

— Мне тоже.

— Я ее почти не знала, — продолжала Кэти. — А ты?

Она изучающе смотрела на меня. Я понял, что она подразумевает, и улыбнулся.

— Не так, как ты подумала. Но у нас были очень хорошие отношения. Мне Дебби нравилась. — Мы прошли еще несколько ярдов.

— Что с ней случилось? — спросила Кэти.

— Что ты имеешь в виду?

— Видишь ли, все говорят, что она покончила с собой, но такого просто не могло быть. Несчастный случай тоже маловероятен.

— Гм-м, — промычал я.

— Ты знаешь, что с ней произошло на самом деле? — Кэти умела быть упрямой.

Я кивнул.

— Ты мне расскажешь?

Я глубоко вздохнул. Неожиданно мне захотелось рассказать Кэти все. Все на свете.

— Хорошо.

Мы поднимались по склону холма. Я молчал, пока мы не добрались до его гребня. Здесь мы остановились. Я бросил взгляд на ручеек, журчавший в. крохотной долине. Тихий, мирный уголок английской земли.

— Ее убили.

— Об этом я сама догадалась, — негромко произнесла Кэти. — Ты знаешь, кто это сделал?

— Нет. Сначала я думал, что это был Джо Финлей, но он все отрицал. И я склонен ему верить.

— Ах, так. А ты знаешь, почему ее убили?

— Думаю, да.

И я рассказал Кэти все. О том, как я узнал, что банк «Хонсю» никогда не давал гарантии «Тремонт-капиталу», о том, как у меня родились подозрения, что Дебби докопалась до обмана прежде меня. Я рассказал обо всем, что мне удалось выяснить в Нью-Йорке, о стычке с Джо Финлеем в Центральном парке, о ссудо-сберегательном банке «Финикс просперити» и о том, как этот банк инвестировал строительство «Таити».

Кэти слушала, широко раскрыв глаза, ловя каждое слово.

— Какая связь между всеми этими компаниями?

— «Тремонт-капитал» выпустила на сорок миллионов долларов облигаций, якобы обеспеченных гарантией банка «Хонсю». Потом Кэш продал половину этих облигаций «Де Джонгу». Хамилтон не проверил документацию, понадеявшись на гарантию японского банка. Вторую половину этих облигаций Кэш продал швейцарскому банку «Харцвайгер». Я не сомневаюсь, что герр Дитвайлер, оформивший сделку от имени швейцарского банка, был тем или иным образом подкуплен. Похоже, Кэш был одним из авторов всей аферы. Они с Вайгелем давно связаны одной веревочкой.

Вырученные от продажи облигаций сорок миллионов пошли на покупку контрольного пакета акций ссудо-сберегательного банка «Финикс просперити» или «денежного станка дядюшки Сэма». Эти деньги плюс правительственные гарантии позволили «Финикс просперити» набрать в несколько раз большую сумму, которую предполагалось вложить в ряд очень рискованных, но при удачном исходе высокоприбыльных операций. Одной из первых таких операций стала покупка двадцатипроцентных облигаций отеля «Таити» Ирвина Пайпера.

Сначала у мошенников все шло очень гладко, но потом появились неожиданные осложнения. Первым человеком, у которого возникли подозрения, был Грег Шофман. Он позвонил в банк «Хонсю» и узнал, что этот банк не давал «Тремонт-капиталу» никаких гарантий. Понятия не имею, что еще он успел узнать и как мошенникам стало известно, что он напал на их след. Как бы то ни было, его убили. Скорее всего, это сделал Вайгель, потому что труп Шофмана был обнаружен недалеко от дома Вайгеля. Потом подозрения появились и у Дебби Чейтер. Ее тоже убили.

— Как ты думаешь, кто за всем этим стоит? — спросила Кэти.

— Не знаю. Очевидно, они — держатели контрольного пакета акций «Тремонт-капитала». Я уверен, что один из них — Вайгель. И...

— И что?

— Меня нисколько не удивило бы, если бы вторым оказался Кэш.

— И кто-нибудь еще?

— Может быть. Я просто не знаю.

— А кто убил Дебби?

— Это очень трудный вопрос. Мы знаем, что это не мог быть Вайгель, потому что, если верить его ежедневнику, в день убийства он был в Нью-Йорке. Как я уже говорил, Джо сказал, что он тут не при чем, и я склонен ему верить. Возможно, это был Кэш. Или кто-то другой.

— Например, Ирвин Пайпер?

— Нет, не думаю. В Лас-Вегасе у нас с ним была небольшая стычка. Кажется, он был искренне удивлен, когда я сказал ему об убийстве Дебби.

— Тогда кто же убийца?

Я повернулся к Кэти.

— Скорее всего, это Кэш. Он знал, что продает Хамилтону. Он связан со ссудо-сберегательным банком «Финикс просперити». Вайгель — его старый друг.

Кэти нахмурилась. Какое-то время она молча переваривала мои предположения. Мы побрели дальше.

— Я понимаю, — сказала наконец Кэти, — тебе будет трудно со мной согласиться, но я не думаю, что Кэш способен на убийство или нечто подобное. Он способен на подлость и кажется верным кандидатом в убийцы. Но у него есть свои моральные принципы, которые он никогда не преступает.

— Что ты говоришь? — возмутился я. — Я в жизни не встречал человека гнуснее Кэша!

— Я готова допустить, что он и в самом деле кажется таким, — сказала Кэти, — но я работаю с ним уже год и немного его узнала. Не думаю, что он настолько низко пал. Я уверена, Кэш просто не способен на убийство.

— А как же история с этими проклятыми облигациями «Джипсам»? Какие принципы он соблюдал в этом случае?

— О, я тебе еще не рассказывала? Комиссия сняла с Кэша все обвинения. Оказалось, что конфиденциальной информацией располагал Джо. Облигациями «Джипсам» занимался он. Через подставных лиц Джо купил толстенный пакет акций.

— В самом деле? Это для меня сюрприз. Я был уверен, что Кэш знал о предстоящей продаже компании «Джипсам».

Я обдумал новость и попытался сопоставить ее с тем, что мне было уже известно. Все же в моем представлении Кэш никак не вязался с образом честного, принципиального сейлсмена.

— Комиссия еще продолжает расследование. По-видимому, ищут сообщников Джо, — сказала Кэти.

— Ты имеешь в виду меня?

— Я не знаю точно, но думаю, что подозрения с тебя не сняты, — ответила Кэти. — В пятницу вечером к нам приходил полицейский. Он интересовался тобой, задавал разные вопросы...

— Полицейский? Не какой-нибудь чинуша из Ассоциации рынка ценных бумаг? Ты уверена?

Я всегда думал, что между Хамилтоном и комиссией ассоциации было достигнуто соглашение: Хамилтон меня выгоняет, а комиссия прекращает расследование деятельности компании «Де Джонг» и, следовательно, формально снимает с меня все обвинения.

— Да, уверена. Его фамилия Пауэлл. Инспектор Пауэлл. Он задавал много вопросов о тебе и Дебби.

Я перестал что-либо понимать. Насколько мне было известно, инспектор Пауэлл закрыл следствие по делу о смерти Дебби. И почему он заинтересовался мной? Странно.

Несколько минут мы шли молча. Впереди уже показалась деревушка, где я бросил свою машину. Ярдах в ста от деревушки на небольшом холме стоял приземистый храм. Место поклонения первых христиан, подумал я.

— Так что ты намерен делать со всем этим? — спросила Кэти.

— С чем «этим»?

— С убийством Дебби. С «Тремонт-капиталом». С «Финикс просперити».

— Ничего.

— Ничего?

— Какое мне дело? Теперь все это бессмысленно, — мрачно сказал я.

— Чепуха, — горячо возразила Кэти. Я с удивлением посмотрел на нее. — Чепуха, — повторила она.

— Что ты хочешь сказать?

— Пол, тебе пора взять себя в руки. Согласна, тебе пришлось нелегко. Но кто-то украл сорок миллионов долларов, при этом убив двух человек. Если ты ничего не предпримешь, то преступление останется безнаказанным. Ты ведь не можешь этого допустить, не так ли?

Кэти разволновалась. Ее щеки заалели, глаза сверкали. Но у меня было такое ощущение, что она волнуется скорее из-за меня, чем из-за кого-то другого. Я пожал плечами.

— Наверно, ты права.

Кэти улыбнулась и взяла меня за руку.

— Это другое дело. А я буду тебе помогать. С чего мы начнем?

— Что ж, думаю, мне стоило бы поговорить с Хамилтоном, но я не очень хорошо себе представляю, как я к нему подойду после этой истории с акциями «Джипсам».

— Понимаю, — согласилась Кэти. Потом ее осенило: — Послушай, если Кэша полностью оправдали, значит, и с тебя должны снять все обвинения? Я хочу сказать, раз Кэш не располагал конфиденциальной информацией, то он не мог тебе ее передать, правильно?

Я бросил взгляд на Кэти. Она был права. Во мне снова затлела искорка надежды.

— Разреши мне поговорить с Кэшем. Я уверена, он найдет способ тебе помочь.

— Не могу сказать, что я в восторге от этого предложения, — сказал я.

— Послушай, я совершенно уверена, что он не имеет ни малейшего отношения к убийству Дебби Чейтер. Разреши мне поговорить с ним.

— Ладно, — нехотя согласился я. — Но только ни слова о «Тремонт-капитале».

— Обещаю, ни слова.

Мы были уже совсем рядом с деревушкой. Я высмотрел небольшой паб и сказал:

— Хватит об этом. Меня давно мучит жажда. Давай чего-нибудь выпьем.

Мы не стали заходить в пивную шестнадцатого века, а расположились за столиком на свежем воздухе и, неторопливо потягивая вино, смотрели, как солнце медленно спускается к лесистым холмам. И мне и Кэти хотелось как можно дольше продлить этот волшебный вечер. При пабе оказалась столовая, и мы остались на ужин — домашний пирог с мясом и печенкой.

— После возвращения из Америки ты встречалась с Робом? — спросил я.

— Да, пришлось, — нехотя отозвалась Кэти.

— В чем дело? Он надоедал тебе?

— Можно сказать и так, — ответила Кэти, не отрывая глаз от тарелки.

Я ждал, что Кэти что-то объяснит, но она упорно молчала. Ее слова, а больше того, ее молчание, не только заинтриговали, но и обеспокоили меня. Я не забыл сумасшедшую выходку Роба в Лас-Вегасе.

— Что он сделал?

— Раза два я сталкивалась с ним на разных официальных мероприятиях, а с недавнего времени он взял манеру бродить возле «Блумфилд Вайс» и преследовать меня до самого дома. Всякий раз он подходит ко мне и всякий раз говорит грубости.

— Какие, например?

— Он говорит, что я — ничтожество, что я предала его. Называет меня пустой кокеткой. И еще он всегда рассказывает всякие мерзости про тебя.

Я вздохнул.

— Не могу сказать, что это меня удивляет.

— Он говорил, что у тебя был роман с Дебби. — Кэти бросила на меня вопрошающий взгляд.

— Это неправда. Я говорил тебе. Просто мы работали вместе и стали друзьями.

— Роб сказал, что незадолго до гибели Дебби он застал вас двоих в плавучем ресторане, в довольно интимной обстановке. — Кэти заметила мой удивленный взгляд и улыбнулась. — Не волнуйся, я тебе верю. Да и вообще, какое мне дело до твоих девушек?

Я отмахнулся.

— Дело не в этом. Я не могу понять, каким образом Роб мог видеть нас в том ресторане. Тогда мы ушли из офиса раньше его. Значит, он следил за нами.

— Зачем?

— К сожалению, ты не первая женщина, с которой Роб ведет себя подобным образом. Похожая история была у него с Дебби. В конце концов она отделалась от него, но ее соседка сказала мне, что незадолго до гибели Дебби Роб снова стал ее преследовать. Больше того. Роб сделал Дебби предложение, но она ответила ему отказом.

— Подожди! Если Роб видел вас с Дебби незадолго до ее гибели, то, возможно, он стал свидетелем убийства, — сказала Кэти, потом, заметив мою озабоченность, добавила: — Но ты ведь не думаешь, что Дебби убил Роб?

Я вздохнул.

— К сожалению, я не исключаю такую возможность. Ты сама видела, каким он иногда становится. И он не склонен отступать. Знаешь, когда он сказал, что убьет нас с тобой, я ему почти поверил.

Кэти поежилась. Мои слова ее определенно напугали. Мы продолжили ужин в молчании. Я не выдержал первым:

— Послушай, теперь с этим уже ничего нельзя поделать. Давай возьмем еще бутылку вина и поговорим о чем-нибудь более веселом.

Так мы и сделали. Перескакивая с одного на другое, мы проболтали весь вечер. Мы вспоминали смешные истории, происшедшие с нами в разное время, и хохотали до упаду. В конце концов к нам подошел хозяин паба, только тогда мы заметили, что из посетителей мы остались одни. Мы неохотно поднялись из-за стола и собрались уходить. В этот момент я увидел объявление.

— Послушай, тут нам предлагают ночлег и завтрак. — Кэти посмотрела на меня и улыбнулась. — Соглашаемся?

У хозяев действительно оказалась свободной комната с покоробившимся потолком, с треснувшими дубовыми балками и с крохотным косым окошком, через которое на фоне полной луны был виден силуэт храма на холме. Мы не стали включать свет, нам было достаточно луны. Мы медленно разделись. Обнаженная Кэти шагнула ко мне и положила голову мне на грудь. Я нежно притянул ее к себе. При первом прикосновении дрожь пробежала по нашим телам. Мы наслаждались интимностью наших объятий. Я медленно провел рукой по изящному изгибу ее спины.

Она подняла на меня свои темные глаза, которые в лунном свете казались больше обычного.

— Пойдем в постель, — шепнула она.

Лениво посматривая в окно на медленно ползущий в этот час поток автомобилей, я неторопливо пил заслуженную мной чашку чая. Этот день сложился для меня хорошо.

Дел было много. Моя жизнь постепенно более или менее упорядочивалась. Мы с Кэти встали в половине шестого, чтобы она успела вернуться в Лондон, переодеться и не опоздать на работу. Впервые за две недели я вышел на пробежку — легкую разминку, чтобы для начала хотя бы разогнать кровь по жилам. Я позвонил «охотникам за талантами» и замучил их вопросами. Я разослал анкеты в несколько фирм, которые на прошлой неделе дали объявления о вакантных рабочих местах, и впервые позвонил старым знакомым, работавшим в банках. Они могли бы мне помочь. Если мне удастся снять с себя обвинения комиссии, то у меня определенно появятся неплохие перспективы.

Мои мысли прервал звонок у двери подъезда. Я выглянул в окно — рядом с моим домом стояла полицейская машина.

Я нажал кнопку интеркома.

— Да?

— Полиция. Разрешите войти?

Что им нужно? Я сразу вспомнил, как Кэти говорила об инспекторе Пауэлле и о его повышенном интересе ко мне.

— Конечно.

Я нажал кнопку, которая открывает подъезд, и распахнул дверь своей квартиры. По лестнице поднялись двое полицейских в форме. Они предложили мне проехать с ними в участок.

Я на минуту задумался, но не предвидел никаких осложнений. Кроме того, мне было любопытно узнать, каких успехов в расследовании добился Пауэлл.

Я сел в полицейский автомобиль. Мы приехали в участок, расположенный где-то возле Ковент Гардена. По дороге я попытался было поболтать с полицейскими, но безуспешно. Они просто не обращали на меня внимания. Недоброе предзнаменование, подумал я.

Меня провели в комнату для опросов, вся обстановка которой состояла из стола, четырех стульев и картотечного ящика. Я сел, отказался от предложенного мне чая и полчаса читал и перечитывал яркие многоцветные плакаты, призывавшие лондонцев закрывать свои автомобили и не оставлять без присмотра сумки.

В этой комнате достаточно было посидеть несколько минут, чтобы почувствовать себя преступником. Я не знал, в чем провинился, но определенно ощущал свою вину.

Наконец дверь отворилась, и в комнату вошли Пауэлл и Джонс. На своей территории инспектор чувствовал себя намного уверенней, чем при нашей первой встрече за полированным столом в комнате для совещаний «Де Джонга». Пауэлл сел за стол напротив меня. Джонс устроился рядом с ним, держа наготове блокнот.

Пауэлл подался вперед и не меньше минуты молча сверлил меня взглядом. В этой чертовой комнате я и без того чувствовал себя неуютно, а такое начало не сулило ничего хорошего. Впрочем, я выдержал взгляд инспектора. Я сидел неподвижно, нога за ногу, сложив руки на колене.

— Марри, вы ничего не хотите мне сообщить? — громким, властным голосом начал, наконец, Пауэлл.

— Что именно сообщить? — вопросом на вопрос ответил я.

Я старался говорить как можно более небрежно. Впрочем, было смешно притворяться, что для меня вызов в полицейский участок — самое привычное дело. Я нервничал, и Пауэлл это понимал.

— Об обстоятельствах убийства Дебби Чейтер.

— Убийства? Насколько я помню, вы утверждали, что это было самоубийство. Или несчастный случай.

Напоминание о собственных скороспелых выводах не понравилось Пауэллу.

— Теперь мы знаем, что это было убийство.

— Об этом я всегда твердил.

— Не умничайте со мной, молодой человек. Я знаю, что это было убийство, и вам это хорошо известно. И оба мы знаем, кто ее убил, не так ли?

О Боже, подумал я, он уверен, что Дебби убил я. Я просто смотрел на инспектора отсутствующим взглядом.

— Итак, давайте еще раз послушаем вашу версию того, что случилось вечером накануне убийства, — сказал Пауэлл.

Я повторил свой рассказ, стараясь не упустить ни одной мелочи, но Пауэллу этого было мало. Он стал задавать вопросы о моей поездке на метро от станции «Темпл», и я всерьез заволновался. Я ничего не помнил, кроме того, что тогда все мои мысли были заняты Дебби. Я забыл время, когда спустился в метро, когда вышел на Глостер-роуд. Я не мог вспомнить ничего из того, что делал в тот вечер.

Моя неуверенность не укрылась от Пауэлла.

Когда я наконец замолчал, он произнес коротко:

— Чушь собачья.

Я непонимающе смотрел на инспектора. Он встал и, расхаживая по комнате, стал излагать собственную версию.

— А теперь позвольте рассказать, что стало известно нам. Жертва и вы вместе покинули ресторан. К вам привязались пьяные. Вы вдвоем направились к станции метро «Эмбанкмент». Было темно, шел сильный дождь, видимости почти никакой. Вы были уверены, что вас никто не видит, схватили жертву и бросили ее в реку.

Я поежился. Черт побери, почему я никак не могу избавиться от чувства вины? Это просто смешно. Я должен был взбеситься, но вместо этого с трудом выдавил из себя короткое «нет».

Пауэлл встал и за два быстрых шага подошел ко мне почти вплотную. Он не прикасался ко мне, но наклонился так, что его лицо находилось не больше чем в трех дюймах от моего. Я чувствовал исходивший от него запах лука, видел его лоснящуюся, усеянную оспинами кожу.

— Я знаю правду, Марри, у меня есть свидетель, который все видел.

Свидетель? Что за ерунда? Наконец я взял себя в руки и снова обрел способность здраво мыслить.

— Кто этот свидетель?

— Этого я не могу сказать.

— Почему не можете?

— Послушайте, Марри, неважно, как зовут этого свидетеля. Важно, что у меня есть его показания, данные под присягой.

— Этот человек знает меня?

— Повторяю, этого я не могу сказать.

Роб! Это мог быть только Роб. Он говорил Кэти, будто видел, как мы с Дебби выходили в тот вечер из ресторана. Какую нелепость он наговорил в полиции?

— Итак, вы готовы добровольно признаться? Мы знаем, что вы убили мисс Чейтер. — Пауэлл снова стал расхаживать по комнате. — Для всех нас было бы намного лучше, если бы вы сейчас же рассказали всю правду. Нет смысла отрицать свою вину. Как я уже сказал, у нас есть свидетель. У нас есть доказательства.

Будь я проклят, если я и дальше позволю Пауэллу издеваться надо мной. Я кивнул в сторону Джонса, который бешено царапал в своем блокноте.

— Пусть он отпечатает мои показания, и я их подпишу. С этой минуты без адвоката я не скажу ни слова.

За следующие пять минут Пауэлл испробовал на мне все известные ему способы заставить меня заговорить. В конце концов он сдался.

— Вы — упрямый сукин сын, Марри. Но будьте спокойны, скоро мы с вами снова встретимся.

Пауэлл и Джонс оставили меня одного и через несколько минут вернулись с показаниями, которые я дал раньше. Я тщательно их проверил, подписал и ушел. Когда я оказался на улице, у меня подгибались колени. Я попал в весьма затруднительное положение. Я понимал, что Пауэлл хотел запугиванием заставить меня сказать то, что говорить не следовало. Я догадывался, что пока у него не хватает улик для моего ареста, но сомневаться не приходилось — мне грозила беда. Пауэлл не стал бы извлекать из архивов давно закрытое дело, если бы не был уверен в успехе.

Меня беспокоил сам Пауэлл. Я уже не раз имел возможность убедиться, что он относится к числу людей, склонных быстро выносить категорические суждения. Он был упрям и нетерпелив, а его скрупулезность в поиске улик тоже не могла меня утешить. Пауэлл не сомневался в том, что Дебби убил я, и был твердо намерен тем или иным путем вывести меня на чистую воду.

Я был уверен, что обычно инспектор Пауэлл добивался своего.

Убийство! Подозрение в использовании конфиденциальной информации для собственного обогащения казалось мне достаточно тяжелым испытанием, но оно было сущей чепухой по сравнению с обвинением в убийстве. В убийстве не кого-нибудь, а Дебби, — это казалось мне высшей несправедливостью.

Вернувшись домой, я сразу позвонил Денни. К счастью, он работал допоздна. Денни дал мне конкретные советы. Отнеситесь к подозрениям Пауэлла серьезно. Маловероятно, чтобы инспектор уже собрал улики, достаточные для предъявления обвинения. Впредь в отсутствие Денни не говорить Пауэллу ни слова. Пока же нужно набраться терпения и ждать развития событий.

ДАЛЬШЕ >> Глава 20