Глава 11

На следующее утро Монтегю встретился с Джоном С. Прайсом в его конторе на Уолл-стрите и был приглашен на совещание по поводу реорганизации Северной миссисипской железной дороги. Он принял приглашение и после обеда явился в юридическую контору Уильяма Е. Давенанта.

Первый, кого он там встретил, был Гарри Куртис.

- Я ужасно обрадовался, узнав, что вы участвуете в этом деле и нам предстоит работать вместе, - сказал Гарри.

За столом комнаты для совещаний в конторе Давенанта расположились Райдер, Прайс, Монтегю, Куртис и Уильям Е. Давенант. Давенант был одним из самых известных юристов Нью-Йорка. На этом высоком, тощем господине костюм висел как на вешалке. Одно его плечо было чуть выше другого, а длинная шея вытянута вперед, вследствие чего казалось, будто его нервное лицо все время напряжено. Проницательные глаза Давенанта свидетельствовали о постоянной работе мысли. Его годовой доход некоторые оценивали в четверть миллиона долларов, и он гордился тем, что никто из поместивших деньги в опекаемое им дело никогда не пожалел об этом.

Забавный контраст с ним представлял собой Прайс, который выглядел как хорошо одетый боксер. Круглое лицо, несколько полноватая фигура, но за всем этим чувствовалось, что это человек железной воли. Можно было легко поверить, что Прайс сам пробивал себе дорогу в жизни. Он говорил резко, конкретно, излагая суть дела несколькими скупыми фразами, подобно хирургу, орудующему скальпелем. Первым решался вопрос о том, чтобы направить Монтегю на юг. Необходимость в покупке новых акций уже отпала, ибо, обеспечив поддержку акционеров, можно было захватить управление дорогой в свои руки, а это было все, что требовалось. Монтегю должен был повидаться с теми владельцами акций, с которыми был знаком лично, и объяснить им, что ему удалось привлечь к этой железной дороге кое-кого из сильных мира сего на севере, которые готовы участвовать в строительстве новой ветки при условии, что на выборах пройдет их список директоров. Прайс составил такой список. В него вошли Монтегю, Куртис, Райдер, он сам, его кузен и еще какие-то двое, которых Прайс охарактеризовал как людей, привыкших помогать ему в таких делах. Оставалось два вакантных места, которые Монтегю предстояло заполнить кандидатурами из числа наиболее влиятельных владельцев акций.

- Это им понравится, - кратко заявил Прайс, - а у нас будет абсолютное большинство.

Предстояло условиться насчет выпуска акций номиналом в миллион долларов, которые оставил бы за собой Готтамский трест, а также о новом выпуске двадцати тысяч акций, распределяемых пропорционально между старыми акционерами по пятьдесят центов за доллар. Монтегю был уполномочен заявить, что его клиенты оставят за собой все акции, которые не пожелают взять эти акционеры. Он должен был всячески стараться сохранить в тайне весь план, и, главное, чтобы акционеры дороги не навязали ему своего списка. В дальнейшем, когда речь зашла о старых наметках маршрута новой ветки, эти меры оказались весьма оправданными.

- Вам надо строго придерживаться этих планов и исходить из предположения, что нынешнее правление дороги никуда не годится, - заметил Прайс.

Вторым вопросом, подлежавшим обсуждению, было разрешение на постройку новой ветки.

- Имея такое разрешение, я получаю право делать все, начиная от строительства фабрики зубочисток и кончая состязаниями летательных аппаратов. Но дураки, добивавшиеся права продлить Северную миссисипскую железную дорогу, получили разрешение только на строительство ветки от Аткина до Опалы. Так что мы должны получить согласие на новую ветку. По приезде на место, мистер Монтегю, вам придется провести соответствующее решение через Законодательное собрание страны. Монтегю задумался.

- Вряд ли я сумею оказать влияние на Законодательное собрание... - начал он.

- Ладно, - сердито сказал Прайс, - мы возьмем это на себя.

Тут заговорил Давенант.

- Мне кажется, - сказал он, - что мы сможем уладить это дело, даже не упоминая о Северной миссисипской дороге. Если "стальная шайка" прослышит о наших планах, мы навлечем на себя неприятности: губернатор, как вы знаете, их человек. Нужно принять общий законопроект, по которому всякое общественно полезное предприятие, получившее разрешение на строительство железной дороги, имеет право протянуть ее до определенных границ при определенных условиях и тому подобное. Мне кажется, я смогу так сформулировать законопроект, что он пройдет и никто не догадается, что за ним кроется.

- Прекрасно, - сказал Прайс, - действуйте.

И так они обсуждали пункт за пунктом. Прайс кратко изложил задачи Монтегю. До собрания акционеров оставалось всего две недели, и было решено, что он выедет завтра же.

Когда совещание окончилось, Монтегю поехал в город с Гарри Куртисом.

- Что это там Давенант сказал о губернаторе? - спросил он, когда они уже сидели в поезде.

- Вы имеете в виду губернатора Ханниса? - спросил Гарри. - Я не очень-то в курсе, но знаю, что на юге прошли бурные выступления против железных дорог, и тогда Уотерман с его "стальной шайкой" посадил там губернатора Ханниса, чтобы с этим покончить.

- Честно говоря, это ошеломило меня, - сказал Монтегю, немного подумав, - я ничего не сказал на совещании, но, знаете ли, губернатор Ханнис - старый друг моего отца и один из порядочнейших людей, каких я когда-либо знал.

- О, я в этом не сомневаюсь, - откликнулся Куртис. - Для них сей почтенный старый джентльмен - пешка. Вероятно, он даже не подозревает, под чью дудку пляшет. Вы, конечно, понимаете, что подлинный хозяин вашего штата - сенатор Хармон.

- Я слышал про это, - сказал Монтегю, - но никогда не придавал большого значения подобным слухам.

- Вот как! Вы придали бы им значение, оказавшись на моем месте. Я вел дела уотермановских южных железных дорог, и мне случалось передавать послания Хармону. Нью-Йорк - город, где вы познакомитесь с подобной игрой.

- Игра не из приятных, - холодно заметил Монтегю.

- Не я устанавливал ее правила, - сказал Куртис. - Вы сами оказываетесь перед необходимостью либо вступать в эту игру, либо отказаться от нее.

Молодой человек задумался, а потом рассмеялся в ответ на собственные мысли.

- Я понимаю ваши чувства. Помнится, какие у меня самого были угрызения совести, после того как я закончил колледж. Голова моя была полна красивыми афоризмами старого профессора этики. И вот меня взяли в юридический отдел Нью-йоркской гудзоновской железной дороги. Мы разбирали тяжбу о возмещении убытков, и старый Генри Корбин, главный юрисконсульт этой дороги, передал дело мне, а потом вынул из своего стола отпечатанный на машинке список членов Верховного суда штата. "Некоторые имена, - сказал он, - помечены красным карандашом - можете направить дело к любому из них: это наши люди". Подумайте только! А я был еще невинен как свежевылупившийся цыпленок!

- Наверное, такие дела плохо кончаются, - сказал Монтегю.

Куртис пожал плечами.

- Пойди докажи...

- Но, ведь если какой-нибудь судья постоянно решает дела в пользу дороги... - начал было Монтегю.

- Я вас умоляю! Предоставьте это самому судье! Иногда он выносит решение против дороги, но при этом применяет такую статью, что высшая инстанция непременно отменяет решение, а к тому времени противной стороне все надоест, и она готова порешить дело миром. Есть и другой путь. Помню один случай, когда я сделал так, как велел старый Корбин, и был уверен, что выиграю дело. Я предъявил одиннадцать разных возражений, но в каждом случае судья толковал их против меня. Я долго не мог понять, в чем здесь "хитрость. Видите ли, это дело направляют в высшую инстанцию и там понимают, что судья выгородил противную сторону явно с формальных позиций. Но поскольку Верховный суд не располагает свидетельскими показаниями и не может опираться на них, он оставляет в силе решение первой инстанции. Как видите, тут имеется не одна лазейка!

- Похоже, для правосудия тут остается мало места, - заметил Монтегю.

- Если бы вы занимались такими делами столько же, сколько я, и встречались с такими подозрительными личностями, которые пытаются нажиться на железных дорогах, вы бы уже не пеклись о правосудии. Мошенничество пустило сейчас такие корни, что, подав в суд, вы можете выиграть почти любое дело. Есть люди, которые посвятили все свое время тому, чтобы выискивать дела и фабриковать свидетельские показания.

Монтегю задумался. Время от времени он бормотал про себя: "Губернатор Ханнис! Не могу себе даже представить!"

- Пусть вам расскажет о нем Давенант, - рассмеявшись, сказал Куртис. - Возможно, все не так плохо, как я вообразил. Знаете, Давенант цинично относится к губернаторам. Несколько лет назад у него был такой случай. Он отправился в Олбани, чтобы убедить губернатора подписать какой-то законопроект. Губернатор вышел из своего кабинета, оставив его одного. Давенант заметил, что ящик его письменного стола открыт. Он заглянул туда и увидел конверт с новенькими тысячными банкнотами. Он не знал, зачем они тут лежали, но это был очень важный законопроект, и Давенант решил воспользоваться удачей. Он положил конверт к себе в карман. Губернатор вернулся и, ссылаясь на общественные интересы, заявил, что решил наложить вето на этот законопроект. "Что ж, господин губернатор, - сказал старик. - Мне остается только одно". И он вынул из кармана конверт. "Тут пятьдесят новых банкнот по тысяче долларов, они ваши, если вы одобрите законопроект. Если же вы откажетесь, я отнесу их в газету и расскажу там, за что вы их получили". Губернатор побледнел как полотно и, видит бог, подписал законопроект да еще в присутствии Давенанта отослал его в Законодательное собрание. Теперь вы понимаете, почему он относится к губернаторам скептически.

- Не это ли имел в виду Прайс, сказав, что употребит свое влияние в Законодательном собрании?

Его молодой собеседник пожал плечами.

- Что вы сможете сделать? Ваши политические организации и ваши учреждения находятся в руках мелких политических интриганов и мошенников, которые только и ждут, чем бы поживиться. Если вам что-то нужно, платите им, как в любом другом деле. Вы постоянно сталкиваетесь с такой дилеммой: либо плати, либо уходи. Возьмите, - продолжал Куртис после паузы, - наше собственное дело. Вот мы, например, желаем построить железнодорожную ветку. Это - важное мероприятие, и его надо осуществить. Но мы могли бы пятьдесят лет подряд ходить и кланяться Законодательному собранию штата, и если бы не уладили дела, то не получили бы разрешения. А как вы полагаете, что сделал бы за это время Стальной трест?

- Задумывались ли вы, к чему приведут подобные дела?

- Не знаю. Мне кажется, что когда-нибудь нашим дельцам придется заняться политикой и поставить ее на деловую основу.

Монтегю обдумал ответ.

- Все это не так просто, как кажется, - сказал он. - И не будет ли это подрывом республиканских принципов?

- Боюсь, что да. Но что поделаешь.

Монтегю промолчал.

- И вы знаете, что можно было бы тут предпринять? - настаивал на ответе Куртис.

- Нет, пока не знаю. Для начала могу вам сказать одно: интересы этой страны для меня превыше любого дела, в каком я принимаю участие. И если перед такой дилеммой окажусь я сам, то дело отступит на второй план.

Куртис внимательно следил за собеседником и, положив ему руку на плечо, сказал:

- Правильно, старина! Но примите совет - пусть Давенант никогда не услышит от вас этих слов.

- Почему?

Молодой человек поднялся.

- Моя остановка, - сказал он. - Потому, что это не совпадает с его представлениями. Давенант демократ консервативного толка, знаете, и предпочитает произносить спичи на банкетах!

Глава 12

Несмотря на все сомнения, Монтегю все же отправился к себе на родину и полностью выполнил то поручение, на которое дал согласие. Все было, как он и предполагал: акционеры Северной миссисипской железной дороги приняли его как героя-победителя. Он поговорил со своим кузеном мистером Ли и двумя-тремя другими старыми друзьями и получил их согласие на новый состав правления без особого труда. Все они были заинтересованы в будущем этой дороги.

Ему даже не пришлось заниматься вопросом о разрешении. Давенант составил законопроект и сообщил, что племянник сенатора Хармона сумеет провести его, не привлекая чьего бы то ни было внимания. Монтегю узнал, что законопроект прошел, был подписан губернатором - и все.

Но вот настал день собрания акционеров. Монтегю присутствовал на нем, как уполномоченный Райдера и Прайса, и предъявил свой список правления, к великому разочарованию мистера Картера, нынешнего президента дороги и старого друга семьи Монтегю. За новое правление директоров проголосовали почти три четверти держателей акций, и выпуск новых акций был принят тем же большинством. Поскольку ни один из прежних пайщиков не пожелал дополнительно приобрести акции, Монтегю подписался на весь выпуск от имени Райдера и Прайса и представил чек в качестве гарантии.

Это, разумеется, получило широкую огласку во всей округе. Не прошло незамеченным это событие также в Нью-Йорке. Впервые акции Северной миссисипской дороги стали котироваться, резко пошли на повышение и начали подниматься в цене на десять процентов в день.

Монтегю известил об этом Гарри Куртис.

"Готовьтесь к ответным действиям "стальной шайки", - писал он. - Скоро вы их почувствуете".

Монтегю подумал, что не побоится "стальной шайки", но ему стало не по себе от того свидания, которое состоялось на следующий день после собрания. К нему явился старый мистер Картер, слабо пожал руку, сел и посмотрел на него потерянно.

- Аллан, - сказал он, - пятнадцать лет я был президентом Северной миссисипской дороги и служил ей верой и правдой. А теперь я хотел бы услышать от вас, - что это значит? Неужели я...

Монтегю не помнил такого времени, чтобы мистер Картер не бывал бы у его родителей, ему было очень тяжело видеть старика в таком состоянии. Но тут нельзя было ничего поделать, и он сказал скрепя сердце:

- Мне очень жаль, мистер Картер, но я не имею права сообщать вам о намерениях моих клиентов.

- Значит ли это, что меня просто выгоняют? Что никто не оценит проделанной мной работы?

- Право, мне очень жаль, - снова твердо сказал Монтегю, - но по сложившимся обстоятельствам я должен просить вас избавить меня от необходимости даже обсуждать этот вопрос.

День или два спустя Монтегю получил телеграмму от Прайса с поручением поехать в Ривертон, где находились заводы Миссисипской стальной компании, и встретиться с мистером Эндрюсом, ее президентом. Монтегю в юности не раз бывал в Ривертоне и помнил огромные заводы - одну из достопримечательностей штата. Но его поразили большие перемены. Миссисипская стальная компания разрослась и владела теперь двумя бессемеровскими конвертерами, которые пылали днем и ночью, как вулкан. Она скупила всю западную часть города и снесла около полусотни ветхих жилых домов; здесь тянулись целые ряды коксовальных печей, два огромных рельсопрокатных и один листопрокатный стан. Повсюду стоял шум, как в день страшного суда. Из многочисленных труб к небу тянулись столбы густого черного дыма. Рельсы узкоколейки пересекали дворы, и паровозы с пыхтением и грохотом тащили вагонетки с раскаленными добела стальными болванками, при взгляде на которые в глазах появлялась резь.

Напротив ворот, за окружавшим все заводы забором, компания выстроила новое здание конторы; на верхнем этаже расположился кабинет президента.

- Мистер Эндрюс прибудет с двухчасовым поездом, - сказал его секретарь, явно ожидавший посетителя, - не желаете ли подождать у него в кабинете?

- Я предпочел бы осмотреть заводы, если вы сможете устроить это для меня, - сказал Монтегю.

Его снабдили пропуском и провожатым, и он обошел всю территорию.

Монтегю было интересно увидеть заводы Миссисипской стальной компании в их нынешнем состоянии. Сидя в удобных конторах Уолл-стрита и обмениваясь бумагами, люди обычно забывают, что каждое их распоряжение касается деятельности предприятий и жизни тысяч людей. Но теперь Монтегю предстояло строить и эксплуатировать железную дорогу, покупать реальные вагоны и перевозить железо и сталь, и он подумал, что отныне должен соизмерять любой свой шаг, не упуская практической стороны дела.

Был июльский безоблачный день, и почти тропическое солнце обжигало лучами заводы. Мастерские и рельсовые пути обволакивал раскаленный воздух; казалось, что шлак, по которому приходилось идти, только что выброшен из печи. В помещение, где пылали топки, Монтегю просто не смог войти: он только стоял в дверях, прикрыв глаза от слепящего света. В этом аду работали сотни черных от копоти людей, до пояса обнаженных и обливающихся потом.

Монтегю рассматривал длинный ряд топок доменных печей, огромных пещер, сквозь щели в которых сверкала тысячами молний жидкая сталь. Людям, работавшим здесь, приходилось время от времени обливать себя водой, они выпивали ежедневно по нескольку галлонов пива. Аллан шел по рельсопрокатному цеху, где огромные валки подхватывали раскаленные стальные болванки и швыряли их, как блины на сковороды, мяли и расплющивали, выбрасывая на другом конце в виде нескончаемых извивающихся красных змей. Было видно, как в дальнем крыле цеха их складывали длинными рядами для охлаждения. Пока Монтегю стоял и наблюдал, ему пришла в голову мысль, что это могли быть именно те рельсы, которые заказал Уайман и которые послужили поводом к такому замешательству в лагере Стального треста.

Затем он пошел в листопрокатный цех, где стучали гигантские молоты и стальные полосы в несколько дюймов толщиной разрезались на куски подобно сыру. Он с изумлением рассматривал все это, стараясь не отстать от провожатого, чтобы не рисковать жизнью. Стрелы гигантских кранов со скрипом двигались над его головой, и со всех сторон слышался оглушительный грохот адских машин. Просто невероятно, как люди могли работать среди подобного хаоса, не страшась за жизнь, не ощущая опасности и не обращая ни на что внимания.

Глаза Монтегю перебегали с одного объекта на другой, как вдруг невиданное зрелище предстало его взору. В другом конце цеха вращался стальной вал, который приводил в движение один из самых больших валков. Он с огромной скоростью крутился где-то высоко, под самой крышей. Монтегю увидел рабочего с масленкой в руке, который остановился на верхней ступеньке лестницы у вала, а потом полез еще выше.

Аллан притронулся к руке своего провожатого и показал ему на рабочего.

- Разве это не опасно? - выкрикнул он.

- Конечно, это нарушение техники безопасности, - ответил тот. - Но рабочие так делают.

Не успел Монтегю вымолвить и слова в ответ, как случилось нечто такое, что заставило его содрогнуться от ужаса. Он все еще стоял, окаменев и указывая пальцем вверх, когда человек на лестнице исчез из виду как по мановению волшебной палочки. Над валом поднялось какое-то туманное облако, а лестница упала на пол.

Похоже, больше никто этого не заметил. Провожатый ринулся вперед, увертываясь от раскаленной добела стальной полосы, катившейся по валкам, и вбежал в будку, откуда инженер наблюдал за работой машин. За какую-то минуту, пока Монтегю продолжал с ужасом смотреть в том же направлении, он увидел, что туманное облако стало принимать очертания человеческого тела, вращающегося вокруг вала. Затем, когда механизмы замедлили ход и заводской шум стих, он увидел, как несколько человек снова приставили лестницу и полезли наверх. А когда вал перестал вращаться, сняли тело, но Монтегю был уже не в состоянии смотреть на это. Бледный, испытывая дурноту, он повернулся и вышел из этого ада.

Он пересек двор и сел в тени какого-то здания, размышляя о превратностях судьбы. В этот момент машины заработали вновь, и шум от них теперь уже не утихал. Четыре человека пронесли мимо него носилки, покрытые простыней, С них капала кровь, но Монтегю заметил, что проходившие не обращали на это особенного внимания. Когда он вновь проходил мимо сталепрокатного цеха, там шла обычная работа. А выходя за ворота, Монтегю видел, как человек, которого ему представили как мастера, уже отбирал в группе ожидавших людей рабочего, на место погибшего. Монтегю вернулся в контору президента. Оказалось, что мистер Эндрюс только что приехал. В конторе был сквозняк, но Эндрюс, очень полный человек, сидел в кресле, сняв пиджак и жилет, и усиленно обмахивался веером из пальмового листа.

- Добрый день, мистер Монтегю. Как вам наша жара? Садитесь, у вас утомленный вид.

- Я сейчас был свидетелем несчастного случая на заводе.

- О, как печально. Но есть мнение, что сталь без несчастных случаев не выплавить. На днях от взрыва газов в доменной печи погибло восемь рабочих. Большей частью иностранцы.

Эндрюс позвонил секретарю.

- Принесите, пожалуйста, планы, - сказал он ему и, к удивлению Монтегю, разложил перед ним копии отчетов о геологических изысканиях, а также чертежи, сделанные давным-давно самим руководителем экспедиции.

- Разве мистер Картер передал их вам? - спросил Монтегю.

Президент разразился сухим смешком.

- Так или иначе, у нас они есть, - сказал он. - Теперь нам остается послать собственных геологов на места. Вероятно, когда вы получите отчет комиссии. Наши предложения далеко не совпадут с прежними.

Инструкции от Прайса пришли на следующий день, с их помощью и при содействии Эндрюса Монтегю отдал соответствующие распоряжения и вечером следующего дня отбыл в Нью-Йорк.

Он приехал в пятницу. Оказалось, что Алиса уехала к Прентисам, а Оливер тоже находился в Ньюпорте Аллан, в свою очередь, получил приглашение от миссис Прентис присоединиться к ним. Поскольку Прайс был в отъезде, Монтегю позволил себе отдохнуть и в субботу утренним поездом отправился в Ньюпорт. Монтегю приобщился к высшему обществу зимой, а теперь ему предстояло познакомиться с ним в летний период. Завершив сезон зимних развлечений, званых обедов и танцевальных вечеров, светские дамы доходят в большей или меньшей степени до нервного истощения, и Ньюпорт стал для них местом отдыха и восстановления сил. Когда-то он был старомодным городом Новой Англии неподалеку от входа в Лонг-Айлендский пролив. Но из поселка с несколькими бакалейными лавками и трактиром он, благодаря высшему свету, превратился в известнейший и самый дорогой курорт в мире. Здесь земля стоит не менее доллара за квадратный фут и заплатить десять тысяч в месяц за "коттедж" считается обычным делом. О летнем отдыхе и поселке напоминают здесь еще только такие слова, как "коттедж". Вас приглашают на вечеринку в саду при свете иллюминации. Растения стоят в кадках в таком множестве, что составляют целые оранжереи, а наряды дам и великолепие их драгоценностей создают такое впечатление, будто вы находитесь в сказочной стране.

Если вас пригласят на пикник в Гузберри-пойнт, вы обнаружите повсюду изящные беседки и мягкие ковры под ногами; свиты лакеев в ливреях и всякого рода роскошь, какую встречаешь в особняках на Пятой авеню. Вы нанимаете кеб, чтобы ехать на этот пикник, что обойдется вам в пять долларов, но вы непременно должны отправиться туда в кебе! Даже если вам надо всего лишь завернуть за угол, вы нарушите все правила приличия, явившись к месту назначения пешком.

После миссисипских стальных заводов Ньюпорт произвел на Монтегю предельно странное впечатление. Он видел столичную жизнь и слышал, какие баснословные Цены платили за роскошь, которой окружали себя сливки общества. Но эти тысячи и миллионы были для него скорее абстракцией. Теперь они вдруг обрели реальность - он увидел своими глазами, каковы их источники, какой ценой достается вся эта роскошь! Вид Ньюпорта наводил его на мысли о тех людях, которые трудились в поте лица при слепящем глаза пламени и жаре от раскаленных доменных печей.

Здесь, в Ньюпорте, находился дворец Уайманов, на один фундамент которого затрачено более полумиллиона долларов; опоясывающая его каменная стена была знаменита тем, что обошлась в сто тысяч долларов. А ведь рабочие на заводах занимались каторжным трудом, изготовляя рельсы для Уайманов!

Здесь же красовался дворец Элдриджа Девона с оранжереей - одна она обошлась в сто пятьдесят тысяч долларов и предназначалась лишь для удовлетворения ежедневных потребностей ее немногочисленных владельцев. Тут росло знаменитое тюльпановое дерево, выкопанное в пятидесяти милях отсюда, одна перевозка которого стоила тысячу долларов. А Монтегю видел, как доставалась рабочим сталь, которая использовалась на строительстве одного из огромных отелей Элдриджа Девона!

В Ньюпорте находилось и здание, принадлежавшее Уолдингу. "Трехмиллионный дворец в пустыне" - метко описала его миссис Билли Олден. Монтегю читал о знаменитой каминной доске из мрамора Помпеи, стоившей семьдесят пять тысяч долларов. А Уолдинги были железнодорожными королями, транспортирующими миссисипскую сталь!

Мысли Аллана перенеслись к рабочим других заводов, которые трудились в невыносимых условиях, к их женам и малым детям, работающим в мастерских и рудниках, чтобы все эти люди могли выставить свою роскошь напоказ. Они приехали сюда со всех концов страны со своими миллионами, заработанными каторжным трудом рабочих.

Чего стоил один белый мраморный дворец Джонсонов! Потолки, полы, стены его парадных покоев доставлены из Франции, ограда и ворота, даже замки и дверные петли выполнены по эскизам знаменитых художников. Джонсоны были железнодорожными и угольными королями и твердой рукой заправляли штатом Западная Виргиния. Суды и законодательные органы штата, по сути дела, являлись отделениями конторы Джонсона.

Монтегю знал, что существуют целые шахтерские поселки, принадлежащие компании, построенные по типу укрепленных фортов. Несчастные труженики, проживавшие там, не могли купить и бутылки молока нигде, кроме лавки компании, и даже местный врач не мог без пропуска входить за их ограду.

А дальше стоял дом Уорфилдов, наживших состояние на доходах от универсальных магазинов, которые им принадлежали, где молодые девушки-продавщицы работали за два с половиной доллара в неделю. Они были вынуждены подрабатывать проституцией, лишь бы не умереть с голоду.

В то лето младшая дочь Уорфилдов вступала в свет, и для ее первого бала построили зал, который обошелся в тридцать тысяч долларов и был разрушен на следующий день после праздника.

Еще дальше, на скале, находился замок угольного короля Мейера. Монтегю вспомнил молодого человека, который изобрел контрольное приспособление для автоматических весов. На них взвешивали уголь перед погрузкой на пароходы. Майор Винейбл намекнул Монтегю, что Угольный трест не принял это изобретение по той причине, что все их весы недовешивали. Впоследствии, рассматривая это дело, Винейбл убедился, что так оно и есть и что сам старый Мейер разработал систему, позволявшую обманывать судовладельцев. А теперь здесь среди самых светских домов красуется и его дворец, где живут сыновья и дочери угольного короля!

Проезжая по улицам Ньюпорта, можно было видеть роскошные виллы и перечислять имена их владельцев - железнодорожных, угольных, нефтяных и стальных королей. Фешенебельные дома, подстриженные лужайки, сады, благоухающие редкими цветами, среди которых устраиваются танцы, пиры и разные увеселения, - все здесь говорило о роскоши и богатстве. Как далека, казалось, отсюда грязная коммерческая борьба, как далеки бедность, тяжелый труд и смерть! Но Монтегю не мог забыть картину, увиденную им в листопрокатном цеху: облачко вокруг вращающегося вала, носилки с искалеченным телом, накрытым простыней, и кровь, которая капала с них.

Ему посчастливилось встретить на улице Алису и ее друзей, и он поехал вместе с ними на взморье, которым целиком и полностью завладело высшее общество. Первый, кого он увидел тут, был Реджи Манн, который подошел к ним и занял внимание Алисы. Реджи не хотел купаться, чтобы не выставлять напоказ худые ноги; он неодобрительно относился к шуткам, которые отпускал Гарри Перси, самый серьезный его соперник. Перси - мужчина лет сорока - был профессиональным дирижером; он забавлял зрителей на взморье тем, что купался с моноклем в глазу. Позавтракав в казино, они отправились на морскую прогулку на новой спортивной яхте Прентисов. Было подсчитано, что в тот момент в гавани Ньюпорта находились паровые и гребные суда, стоившие все вместе примерно тридцать миллионов долларов. Они служили исключительно для того, чтобы ублажать сильных мира сего. Бухта выглядела красиво в эти полуденные часы.

Они вернулись довольно рано, так как Алиса была приглашена на прогулку к шести часам и ей нужно было еще переменить платье. А к обеду - к восьми часам - ей опять надо было переодеваться. Монтегю знал, что, согласно этикету, великосветские дамы меняли наряды пять или шесть раз в день. Они были мастерицами по этой части и превозносили такую прекрасную систему, которая давала им возможность демонстрировать свои туалеты.

Нью-йоркские знакомые Монтегю предстали здесь во всем своем великолепии: мисс Иветта Симпкинс с сорока сундуками новых парижских платьев; миссис Билли Олден, которая основала женский клуб исключительно для аристократической игры в бридж; миссис Уинни Дювал, произведшая сенсацию слухами о намерении ввести в Ньюпорте моду на "простой" образ жизни, а также миссис Виви Пэттон, супруг которой пытался покончить с собой, считая это единственным средством избавиться от одного графа - поклонника своей жены.

Наступил как раз тот вечер, когда миссис Лендис давала свой давно ожидаемый обед с танцами. Подъехав к дворцу Лендисов, вы сразу попадали на его нижний этаж, где было достаточно просторно, чтобы карета, запряженная четверкой, могла развернуться. Весь этот этаж был занят конюшнями, самыми усовершенствованными в мире. Лошади исчезали тут как по волшебству через неприметные ворота, расположенные по одну сторону, экипаж увозили в другую сторону, а прямо перед вами находился вход в господские апартаменты и выстроились лакеи в ливреях. К ужину было накрыто пять столов, каждый на десять персон. В центре благоухал огромный букет цветов в виде зонта в очень искусно подобранных тонах. Во время танцев эту часть бальной залы закрывали ширмы, и когда далеко за полночь их раздвинули, то столы для ужина оказались уже сервированными, что произвело поистине сценический эффект.

Танцы продолжались до рассвета. Монтегю был приглашен на следующее утро играть в теннис. Все гости этого вечера будут на ногах уже в девять-десять часов утра следующего дня, и их можно увидеть в магазинах и на взморье до полудня. Таково было представление высшего света об "отдыхе", завершающем праведный труд в зимний сезон!

После ужина Монтегю завладела миссис Кэролин Смит, леди, которая однажды показала ему своих кошек и собак. Миссис Смит очень интересовал крестовый поход миссис Уинни против вивисекции, и она рассказывала Монтегю про это, пока они гуляли по лоджии дворца Лендисов и любовались восходом солнца над заливом.

- Видите вон ту дорогу, - спросила миссис Смит. - Это та самая дорога, которую Лендисам удалось закрыть. Я полагаю, вы слышали эту историю?

- Нет, - сказал Монтегю.

- Это притча во языцех всего Ньюпорта. Им пришлось подкупить городской совет.

По этой дороге ежедневно проезжал фургон с туристами. Возница останавливал лошадей и, указывая кнутом, говорил: "Леди и джентльмены! Это дом Лендисов, а там - дом Джонсов. Когда-то у мистера Лендиса была жена, но она надоела мистеру Лендису, а мистеру Джонсу надоела его жена, и вот оба они развелись и обменялись женами, и теперь миссис Лендис живет в доме мистера Джонса, а миссис Джонс - в доме мистера Лендиса. Ну! Трогай!"

Глава 13

Алиса была уже рано утром на ногах, чтобы идти в церковь вместе с Гарри Куртисом, но Монтегю, и в самом деле приехавший сюда отдохнуть, встал несколько позже и пошел побродить по улицам, посмотреть на людей. Он повстречался с миссис де Граффенрайд, которая, в своей обычной манере, пригласила его к себе на завтрак. Аллан принял приглашение и застал у нее около сорока человек, тоже приглашенных случайно, включая своего брата Оливера и, к великому ужасу Монтегю, мистера Гембла.

Гембл был одет в безукоризненный костюм яхтсмена, который на его полной фигуре производил комичное впечатление. Он приветствовал Монтегю со своей обычной восторженностью.

- Как поживаете, мистер Монтегю, как поживаете? Я много слышал о вас после нашей встречи.

- Что именно? - спросил Монтегю.

- Я слышал, что вы сотрудничаете с Миссисипской стальной компанией.

- Некоторым образом.

- Будьте осторожны: вы имеете дело с очень хитрыми людьми! Они еще хитрее, чем люди из Стального треста, мне сдается. - И маленький человечек прибавил, подмигнув. - Я всегда говорил, что в нефтяном деле есть два сорта плутов: на одних можно положиться (как, например, в тресте), а вторым сам черт не станет доверять (так называемые независимые). Я знаю, о чем говорю, потому что сам был независимым.

Мистер Гембл весело захихикал, сочтя свою шутку остроумной и явно приберегая ее для поддержания разговора.

- Как поживаете, капитан? - окликнул он мужчину, который проходил мимо. -

Мистер Монтегю, разрешите представить вам моего друга, капитана Гилла.

Монтегю повернулся и оказался лицом к лицу с высоким морским офицером приятной наружности.

- Капитан Генри Гилл с "Аллегени", - представил его Гембл.

- Здравствуйте, мистер Монтегю, - сказал капитан.

- Это брат Оливера, - пояснил Гембл. Затем, высматривая знакомых, вразвалку вышел из комнаты, оставив Монтегю беседовать с офицером.

Капитан Гилл оказался командиром одного из шести судов, которые правительство услужливо посылает на время сезона для увеселения светского общества. Любимец женщин, он был превосходным танцором и старым другом миссис де Граффенрайд.

- Давно ли вы знакомы с мистером Гемблом? - спросил он, чтобы как-то завязать беседу.

- Я с ним встречался всего однажды. Он знакомый моего брата.

- Похоже, он очень любит Олли, - сказал капитан. - Оригинальный субъект.

Монтегю охотно согласился.

- Я познакомился с ним в Бруклине, - продолжал капитан, чувствуя, что знакомство с Гемблом требует пояснения. - Он был на короткой ноге с офицерами военной верфи. Отставные миллионеры не так часто попадаются на их пути.

- Конечно, нет, - улыбаясь, сказал Монтегю. - Но я был удивлен, встретив его здесь.

- Вы встретите его и на небесах, - рассмеялся капитан, - если он решит туда отправиться. Он добродушный человек, но могу вас заверить, что тот, кто думает, будто Гембл не знает, чего хочет, сильно ошибается.

Монтегю вспомнил эти слова во время завтрака, сидя напротив Гембла. Рядом с ним оказалась Виви Паттон, сделавшая маленького человека предметом своих насмешек. Шутки эти особой деликатностью не отличались, но Гембл не обижался и воспринимал их с веселой улыбкой.

Монтегю не мог его понять. Без сомнения, Гембл был богат и сорил деньгами, но в этом обществе деньги мало что определяли. Монтегю подозревал, что его принимают здесь потому, что миссис де Граффенрайд и ее друзья нуждались в таком человеке, которого могли бы унижать и вытирать об него ноги. Он оглядел сидевших за столом. Контраст между ними и Гемблом был разительным. Миссис де Граффенрайд любила общество молодых людей, и большинство ее гостей принадлежали ко второму и даже третьему поколению сильных мира сего. Человек из Питтсбурга, по-видимому, был здесь единственный, кто сам приобрел свое состояние, и на нем буквально стояла печать постоянной борьбы за деньги. Монтегю улыбнулся этой мысли. Гембл казался воплощением самого духа нефти: толстый и неприятный, тогда как представители следующего поколения нефти казались уже владельцами производства тончайших духов. И тем не менее он был тут самым человечным из всех. Несомненно, это был жестокий эгоист, и все же его интересовал не только он сам, но и другие, тогда как среди близких друзей миссис де Граффенрайд интересоваться чем бы то ни было считалось признаком вульгарности.

Гембл, видимо, испытывал расположение к Монтегю по причине, известной ему одному. После завтрака он снова подошел к нему.

- Оливер сказал мне, что вы здесь впервые.

Монтегю утвердительно кивнул головой.

- Пойдемте, я покажу вам город, - сказал Гембл. - Моя машина здесь.

Монтегю был свободен и не нашел удобного предлога отказаться.

- Вы очень любезны... - начал он.

- Хорошо, - сказал Гембл. - Пойдемте.

Он усадил его в свой большой красный спортивный автомобиль, в котором одно из сидений было оборудовано специально для хозяина - не слишком высокое, чтобы толстые, короткие ножки Гембла доставали до пола.

Гембл со вздохом откинулся на спинку.

- Забавное место, не правда ли? - спросил он.

- Здесь интересно пробыть недолго.

- Лично я не любитель таких мест. Мне нравится проводить лето там, где я могу снять пиджак, и в жаркую погоду я предпочитаю пиво шампанскому.

Монтегю промолчал.

- Тут встречаешь столько снобов! - с живостью заметил хозяин автомобиля. - Пусть развлекаются, подсмеиваясь надо мной, им от этого весело, а я не возражаю. И всё же иногда это бесит, так и хочется заставить их принять меня в свое общество. А потом думаешь: зачем добиваться того, что тебе не по нраву. Только потому, что другие тебе в этом отказывают?

У Монтегю едва не сорвался вопрос: "Так зачем вы к ним ходите?", но он промолчал. Машина помчалась по шоссе, и спутник Монтегю, указывая на виллы, называл их владельцев и рассказывал о них в присущем ему стиле.

- Видите вон тот желтый кирпичный дом, - сказал Гембл. - Он принадлежит Эллису, железнодорожному магнату. Он раньше жил в Питтсбурге, и я помню, как тридцать лет назад у него была только одна колясочка на трех малышей и он сам ее возил, черт возьми. Тогда он был рад одолжить у меня деньги, а теперь, когда я прохожу, отворачивается. Шесть или восемь лет назад Эллис занимался сталью, - продолжал вспоминать Гембл, - а затем продал свое дело. Это было как раз тогда, когда создавался Стальной трест. Слышали эту историю?

- Что-то не помню, - ответил Монтегю.

- Что ж, если вы намерены тягаться со Стальным трестом, вам не мешает ее знать. Встречались ли вы с Джимом Стэггом?

- Азартный игрок с Уолл-стрита? - спросил Монтегю. - Я знаю его только по имени.

- Последний подвиг Стэгга заключался в организации боксерского матча на приз в одном из шикарных отелей Нью-Йорка, когда черномазый швырнул противника в зеркальную стену. Стэгг родом с Дальнего Запада и, знаете ли, остался по-прежнему диким. Боже мой, я мог бы порассказать вам о нем такое, что у вас волосы встанут дыбом! Может быть, вы помните, как некоторое время назад он искал на рынке акции Южной тенессийской дороги и завладел ими. Старый Уотерман утверждал, что забрал их у него потому, что не считал Стэгга человеком, подходящим для такого дела. А на поверку он врал, ведь Уотерман и до сих пор не брезгует использовать его для разных делишек. Ну и вот. Шесть или восемь лет спустя Стэгг приобрел на Западе большой сталепрокатный завод. А в Индиане был другой завод, принадлежавший Эллису, и он представлял собой конкурента заводу Стэгга. Как-то Стэгг с друзьями кутил несколько дней подряд, и поздно ночью у них зашел разговор об Эллисе. "Давайте купим его завод", - предложил Стэгг. И вот они заказали специальный поезд, погрузили шампанское и отправились в Индиану - в тот город, где находился этот завод. Часа в четыре ночи они подошли к дому Эллиса, стали звонить в колокольчик и колотить в дверь. Некоторое время спустя вышел полусонный дворецкий. "Эллис дома?" - спросил Стэгг, и раньше, чем тот успел ответить, вся шайка протиснулась в прихожую. Стоя на первой ступеньке лестницы, Стэгг заорал (а голос у него как у быка): "Эллис, Эллис, а ну-ка спускайся!" Эллис появился на лестнице в пижаме, перепуганный чуть ли не насмерть. "Мы хотим купить ваш завод", - объявил Стэгг. "Купить завод?" - открыл от изумления рот Эллис. "Да, немедленно! Плачу наличными! Мы дадим вам за него пятьсот тысяч". "Но он стоит миллион двести тысяч", - закричал Эллис. "Ладно, мы заплатим вам миллион двести тысяч, - сказал Стэгг, - черт с вами, мы дадим вам полтора миллиона". "Мой завод не продается". "Мы дадим вам два миллиона!" "Я сказал вам - не продается!" "Два с половиной миллиона! Сойдите к нам!" "Вы что, серьезно?" - пробормотал Эллис, он просто не поверил своим ушам. "Сойдите к нам, и я выпишу вам чек!" - сказал Стэгг.

Они заставили его спуститься и купили завод. Затем раскупорили шампанское, и Эллис стал добродушнее. "У моего завода один недостаток, - сказал он, - близость к предприятию Джонса, в Гарристоуне. Он пользуется скидкой на железных дорогах и продает свой товар дешевле". "Черт с ним, мы купим и его завод", - сказал Стэгг. И они снова погрузились в свой специальный поезд. Примерно в шесть утра они были в Гарристоуне и купили завод Джонса И это разожгло их, знаете, ни разу в жизни они так славно не веселились. Похоже, Стэгг незадолго перед этим заработал миллионов десять или двенадцать на какой-то рискованной афере на Уолл-стрите, и они сорили долларами, скупая стальные заводы за двойную или тройную цену. Гембл помолчал. Затем Аллан опять услышал его странный смех.

- Я рассказал вам эту историю со слов самого Стэгга, - сказал он, - что вы, конечно, должны принять во внимание. Он говорил, что понятия не имел о планах Дана Уотермана, но я полагаю, это неправда. Гаррисон угрожал построить сам железную дорогу в Питтсбурге для своих грузов и больше не иметь дел с дорогой Уотермана. Последнему не оставалось ничего другого, как скупить у него заводы за тройную цену. И он сразу перекупил эти заводы у Стэгга. Тот платил за них двойные и тройные деньги, а Уотерман их удвоил, а затем передал эти предприятия - и снова за двойную цену - правительству.

Гембл умолк.

- Вот как они наживают свои состояния, - добавил он, размахивая толстой рукой. - Иной раз не удержишься от смеха, когда думаешь об этом. Каждое свое предприятие они приобретали по цене, значительно превосходящей первоначальную. Я сомневаюсь, имеются ли у Стального треста те двести миллионов долларов наличными, которые были вложены в него акционерами, а между тем сами они оценивали свой капитал в миллиард, а теперь говорят о полутора миллиардах! Пока заправилы наживают сотни миллионов, мелкие акционеры должны разоряться, так как акции постоянно падают в цене. Старый Гаррисон получает четыреста миллионов долларов в качестве арендной платы за свою собственность, сидит себе, посмеивается да дивится, что человек никак не сможет умереть бедняком!

Автомобиль Гембла ехал мимо одного из клубов. Вдруг Гембл приказал шоферу остановиться.

- Хэлло, Билли! - позвал он, и молодой морской офицер, который спускался по лестнице, обернулся и подошел к нему.

- Где вы пропадали? - спросил Гембл. - Мистер Монтегю, это мой друг, лейтенант Лонг, инженер. Куда вы направляетесь, Билли?

- Собственно, никуда, - сказал офицер.

- Садитесь в машину, - пригласил Гембл, указывая на свободное место между ним и Монтегю. - Я показываю мистеру Монтегю город.

Лонг сел в машину, и они поехали дальше.

- Лейтенант только что из Бруклина, - продолжал Гембл. - Мы приятно провели время в Бруклине, не правда ли, Билли? Расскажите, как вы там жили потом?

- Я много работаю, - сказал лейтенант, - учусь.

- Учитесь здесь, в Ньюпорте? - рассмеялся Гембл.

- Да. Инженеру здесь жить несложно. Мы трудовой народ, и на балах в нас не нуждаются. Кстати, Гембл, - добавил он, - я вас искал. Мне нужна ваша помощь.

- Моя? - спросил Гембл.

- Да. Я только что получил извещение от своего ведомства о том, что включен в комиссию из пяти лиц, которая создана для экспертизы мазута, предназначенного для морского флота.

- Чем же я могу помочь?

- Хотелось бы, чтобы вы оказали мне содействие в этом деле.

- Но ведь я ничего не смыслю в мазуте.

- Ну, вы не можете знать меньше меня, - сказал лейтенант. - Поскольку вы занимались нефтью, вы наверняка имеете представление и о мазуте.

Гембл подумал с минуту.

- Я попытаюсь, - сказал он. - Но не уверен, что должен за это браться. Сам я нефтью уже не занимаюсь, но у меня есть друзья, которые, возможно, заинтересованы в такого рода подряде.

- Ну, что же, ваши друзья могут использовать предоставившуюся возможность. Я тоже ваш друг, между прочим, и, кроме вас, где же мне удастся разузнать что-либо об этом мазуте?

Гембл снова промолчал.

- Ладно, я сделаю все, что смогу, - наконец сказал он. - Я напишу, что знаю о качестве хорошей нефти, а вы используйте это по своему усмотрению.

- Чудненько, - облегченно вздохнул лейтенант.

- Но, пожалуйста, никому не рассказывайте об этом, - сказал Гембл, - дело щекотливое, понимаете.

- На меня можете положиться, - рассмеялся лейтенант.

На этом тема была исчерпана.

Полчаса спустя Гембл высадил Монтегю у подъезда виллы генерала Прентиса. Аллан попрощался и прошел в холл.

Генерал спускался по лестнице.

- Хэлло, Аллан! Где вы пропадали?

- Я знакомился с городом.

- Проходите в гостиную. Там сидит человек, с которым вам следует познакомиться. Один из самых способных журналистов Уолл-стрита, - добавил он, пройдя через холл, - он ведет финансовую рубрику в "Экспрессе".

Монтегю вошел в комнату и был представлен молодому человеку могучего телосложения и приятной наружности, который не так давно был центральным нападающим известной футбольной команды.

- Ну, Бейтс, - сказал генерал, - чем вы сейчас заняты?

- Стараюсь разобраться в истории банкротства Гранта и Уорда, - сказал Бейтс, - полагаю, что если хоть кому-нибудь известно про это, так только вам.

- Верно, - ответил генерал, - но ее обстоятельства таковы, что я ничего не вправе рассказывать, в особенности для печати. Но вы узнаете ее как частное лицо, если желаете.

- Нет, в таком случае лучше не надо. Я разузнаю об этом через другие каналы.

- Вы проделали весь путь до Ньюпорта, чтобы повидать меня? - спросил генерал.

- Не совсем, - сказал Бейтс. - Я должен взять интервью у Уаймана по поводу нового выпуска акций его железной дороги. Каково ваше мнение о положении на рынке, генерал?

- На мой взгляд, дела плохи, - сказал Прентис. - Самое время принять меры предосторожности.

Бейтс повернулся к Монтегю.

- Кажется, я видел вас только что на улице, - приветливо сказал он, - вы были с Джемсом Гемблом, не так ли?

- Да, - сказал Монтегю, - вы с ним знакомы?

- Бейтс знает всех, - вставил генерал, - это его профессия.

- Гембла я знаю особенно хорошо. Мой брат служит в его конторе в Питтсбурге. Как вы думаете, какого черта он делает в Ньюпорте?

- Просто путешествует, как он мне сказал. Ему стало нечего делать с тех пор, как он продал дело.

- Продал дело! - повторил Бейтс. - Что вы хотите этим сказать?

- Да то, что Трест выкупил у него дело.

Бейтс удивленно посмотрел на него.

- Почему вы так думаете?

- Он сказал мне это сам.

- О, - засмеялся Бейтс, - в таком случае это просто уловка!

- Вы полагаете, что он его не продал?

- Я не полагаю, я знаю. Во всяком случае, так было три дня назад. Я получил письмо от брата, в котором написано, что Гембл собирается взять у правительства большой подряд на поставку мазута. Он мастер проворачивать дела!

Монтегю больше ничего не сказал, но задумался. Опыт отточил его смекалку, и теперь он мог разобраться в происходящем. Немного позже, когда Бейтс ушел и появились Оливер с Алисой, он отвел брата в сторону и спросил:

- Сколько тебе перепадет при заключении контракта на нефть?

Брат уставился на него в изумлении.

- Господи! - воскликнул он. - Неужели же Гембл сказал тебе об этом?

- Кое-что сказал, а об остальном я догадался сам.

Оливер внимательно наблюдал за ним.

- Послушай, Аллан, - сказал он, - помалкивай насчет всего этого!

- Еще бы. Я вижу, что это меня не касается.

И тут Оливер вдруг весело рассмеялся.

- Скажи, Аллан, а ведь этот Гембл - умница, правда?

- Очень умен, - подтвердил тот.

- Знаешь, он уже полгода гоняется за этим подрядом, - продолжал Оливер, - и при этом так спокоен! Я никогда не видел более ловкой игры!

- Но как он узнал, кому из офицеров поручено проверить качество мазута и составить спецификацию?

- О, нет ничего проще. С этого все и началось. Сложнее было найти подряд, а уж разузнать имена офицеров - дело немудреное. В Вашингтоне с этим встречаешься на каждом шагу. Там все чиновники - взяточники.

- Понятно, - сказал Монтегю. - Дела Гембла приняли плохой оборот, - продолжал Оливер. - Трест загнал его в угол. Но Гембл увидел свой шанс и все поставил на карту, чтобы добиться подряда.

- В чем тут все-таки дело? Какой ему прок от этой спецификации?

- В комиссии пять офицеров, и он так хитро подошел к ним, что теперь все они его близкие друзья и обращаются к нему за помощью. Вашингтон отправит пять совершенно разных спецификаций нефти, но все пять будут содержать один существенный пункт. Видишь ли, компания Гембла приготовляет особого рода мазут, содержащий какой-то компонент, - он мне сказал, какой именно, но я забыл. При этом мазут не становится ни хуже, ни лучше, но зато отличается от всякого другого. И вот во всех пяти спецификациях будет указано на необходимость содержания именно этого компонента, а во всем мире есть только одна компания, которая в состоянии предложить мазут такого качества. В результате Гембл - единственный его собственник - получает контракт на пять лет.

- Славное дельце, - сухо сказал Монтегю. - И сколько же тебе перепадет?

- Он уплатил мне авансом десять тысяч, - ответил Оливер, - и я получу еще пять процентов прибыли за первый год, какой бы она ни была. Гембл говорит, что она составит не менее полумиллиона. Так что, ты видишь, овчинка стоила выделки! И Оливер рассмеялся над собственными словами.

- Гембл завтра уезжает домой, - прибавил он. - Так что моя работа окончена. Я, может, больше его никогда не увижу до того момента, когда его четыре удивительные дочки не созреют для ярмарки невест!

Глава 14

Монтегю вернулся в Нью-Йорк и окунулся в работу. Выборы, на которых должна была баллотироваться его кандидатура на пост президента Северной миссисипской железной дороги, собирались провести не раньше чем через месяц, но дел у него было предостаточно. Ему, конечно, придется вернуться на Миссисипи и жить там, так что следовало завершить свои дела в Нью-Йорке. К тому же Аллану хотелось подготовиться к своим новым обязанностям по управлению железной дорогой.

Благодаря любезности генерала Прентиса, Монтегю познакомили с президентом одной из крупных трансконтинентальных железнодорожных магистралей, и Аллан начал изучать систему служб. Он снова отправился на юг, чтобы проконтролировать работу геологов и проконсультироваться с инженерами.

Прайс проводил свои мероприятия по осуществлению контроля над дорогой, не обращая внимания на старую администрацию. Однажды он послал за Монтегю и познакомил его с неким мистером Хаскинсом, которого предполагалось избрать вице-президентом дороги. По его словам, Хаскинс, в прошлом президент Южной теннессийской дороги, хорошо знаком с практикой железнодорожного дела, так что Монтегю мог на него положиться.

Хаскинс был жилистый, нервный человек с плохим характером и злым языком. Он поклонялся сильным мира сего, и, общаясь с ним, Монтегю получил много любопытных сведений относительно управления дорогами. Так, он узнал, что заметную статью в бюджете дороги составляли средства, получаемые от местных правительственных органов за право вести дорогу по территории городов и поселков. Никому, похоже, и в голову не приходило, что можно добиваться разрешения иными путями. Монтегю не понравилась такая перспектива, но он промолчал. Далее, дорога должна была закупать рельсы и все необходимое у Миссисипской стальной компании и платить бешеные деньги, причем никто не интересовался предъявляемыми к оплате счетами. Монтегю смутил и тот факт, что секретарь и казначей дороги получали беспрецедентно щедрое вознаграждение. Но это не подлежало обсуждению, поскольку они были родственниками Прайса.

Все это Монтегю пришлось проглотить, но однажды, дней за десять до выборов, когда Хаскинс пришел в его контору с тарифами оплаты инженеров и со своими собственными выкладками о предполагаемой стоимости новой ветки дороги, дело дошло до споров. В большинстве случаев цифры значительно превышали те, которые Монтегю наметил сам.

- Нам следует найти более выгодных подрядчиков, - сказал он, указывая на некоторые цены.

- Можно, конечно, и найти, но эти подряды предназначены специально для Компании железнодорожных насыпей.

- Я вас не понимаю, - сказал Монтегю, - я полагал, что мы для выявления претендентов на подряд помещаем объявление.

- Да, но в данном случае подряд останется за этой компанией.

- Вы хотите сказать, что мы не можем отдать предпочтение тому, кто предложит самую выгодную цену?

- Боюсь, что так.

- Прайс давал вам какие-нибудь инструкции по этому поводу?

- Да.

- Но я не понимаю, - сказал Монтегю, - что представляет собой эта Компания железнодорожных насыпей?

Хаскинс усмехнулся.

- Это предприятие самого Прайса.

Монтегю изумленно посмотрел на него.

- Самого Прайса? - повторил он.

- Его племянник - президент компании.

- Это новая компания?

- Да. Она организована специально для этой цели, - усмехнулся Хаскинс.

- И что она производит?

- Она ничего не производит, она только продает.

- Иными словами, - сказал Монтегю, - это прием, с помощью которого мистер Прайс намерен обирать акционеров Северной миссисипской железной дороги?

- Называйте это как хотите, - спокойно сказал Хаскинс, - но я советовал бы вам говорить об этом так, чтобы Прайс не услышал.

- Благодарю вас, - ответил Монтегю и прекратил разговор.

Монтегю потратил день на обдумывание. Он не привык совершать скоропалительных поступков. Он видел, что пришло время сказать свое слово, но прежде хотел определить для себя, как ему действовать дальше.

В тот вечер Монтегю обедал в клубе и, увидев своего друга майора Винейбла, утонувшего в глубоком кожаном кресле библиотеки, подошел к нему и сел рядом. - Как поживаете, майор? - спросил он. - У меня появился другой повод задавать вам вопросы.

- Всегда к вашим услугам, - ответил майор.

- Речь идет о железной дороге. Слышали ли вы когда-либо, чтобы президент организовывал компанию для продажи оборудования собственной дороге?

Майор угрюмо усмехнулся.

- Да, слышал, - сказал он.

- Это общепринято?

- Не так уж принято, как может показаться. Президент железной дороги обычно не имеет возможности позволить себе подобное. Но если дорога большая и ее возглавляет человек, располагающий большой властью, то почему бы ему этого не сделать.

- Понимаю.

- Так поступил, например, Хиггинс, - сказал майор. - Он любил ходить в воскресные школы и произносить там речи. Хиггинс принадлежал к людям того сорта, которых газеты охотно выставляют образцовыми гражданами и предпринимателями. Его братья и все другие родственники включились в дело, чтобы продавать оборудование железной дороге Хиггинса. Я слышал одну историю - о ней мало говорили, но она очень забавна. Ежегодно дорога давала объявление о подряде на почтовую бумагу. Его сумма равнялась примерно миллиону долларов, и в длинных столбцах объявления уточнялся список необходимых товаров, но в середине одного из параграфов неизменно указывалось, что бумага должна непременно иметь определенный водяной знак. А патентом на этот знак владела только одна из компаний Хиггинса! У него даже и фабрики не было - все подряды он передавал во вторые руки. Хиггинс умер, оставив после себя примерно восемьдесят миллионов долларов, но факты подтасовали, и все газеты сообщили, что у него было "всего несколько миллионов". Это произошло в Филадельфии, где такие вещи возможны.

Монтегю погрузился в раздумье.

- И все же я не понимаю, почему они так поступают в данном случае. Ведь у Прайса самый большой пакет акций дороги.

- Ну и что? - спросил майор.

- Как? Ведь они просто грабят свою дорогу!

- Подумаешь, какое им дело до дороги? Они сбудут ее раньше, чем рядовые акционеры разберутся что к чему, а пока влияют на положение на бирже. То же самое, например, они проделывают с городскими трамваями в Бруклине. Чем больше колеблются цены на акции, тем для крупных предпринимателей лучше.

- Но здесь речь идет о железной дороге, которая еще не построена, и они сами вкладывают деньги в ее строительство.

- Да, конечно, - сказал майор, - но они вернут их себе с помощью подобных махинаций, и на руках у них останутся и акции и вся прибыль от игры на бирже. А если из Законодательного собрания штата придет запрос, они раскроют свои книги и объяснят, что произвели большие расходы на реконструкцию; такова стоимость дороги, скажут они, а урезав нам ассигнования на транспортные расходы, вы сократите наши доходы и лишите нас собственности.

Майор взглянул на Монтегю, и в его глазах сверкнул злой огонек.

- И вот еще что, - сказал он. - Вы говорите, что владельцы дороги швыряют деньгами. А вы уверены, что это их собственные деньги? Обычно большая часть средств на строительство дороги поступает за счет закладных, которые переуступаются банкам, страховым компаниям и кредитным обществам. Вам это приходило в голову?

- Нет, - ответил Монтегю.

- Я знаю кое-кого на Уолл-стрите, кто спекулирует доходами, полученными с их же предприятий. Возьмите Уаймана. Его дороги приносят двадцать или тридцать миллионов прибыли, и он использует это на Уолл-стрите, помещая свои капиталы под закладные листы предприятий, занимающихся благоустройством поселков в сельской местности. Ясно?

- Ясно одно, - сказал Монтегю, - страдающая сторона - мелкие акционеры.

- Да и мелкие предприниматели тоже. Я помню, еще во времена моей юности люди, накопив немного денег, помещали их в какое-нибудь предприятие и получали свою долю, какова бы ни была его прибыль. А теперь крупные дельцы взяли все под свой контроль и стали еще более алчными, чем раньше. Ничто их не задевает больше, чем сознание, что мелкий акционер получит свою долю прибыли. Они пускаются на разные махинации, лишь бы лишить их такой возможности. Я смог бы рассказывать вам об этом целую неделю. Скажем, вы производите мыло. Но выясняется, что таких фабрикантов, как вы, очень много, да и вообще слишком много мыла. И вы начинаете ловчить, чтобы вытеснить своих конкурентов и монополизировать в этой отрасли рынок. Свои доходы вы оцениваете вдвойне против реальных, так как рассчитываете в дальнейшем удвоить капитал. Но теперь для реализации своих хитрых планов вы выпускаете новый пакет акций на сумму, в три раза превышающую эти воображаемые доходы. Затем вы пускаете слух о чудесных свойствах вашего мыла и о всех привилегиях и правах, какие дает монополия его производства, которой вы владеете. Так вы сбываете свои акции, скажем, по восьмидесяти процентов. Даже продав все акции, управление предприятием вы оставите в своих руках. Пайщики беспомощны и неорганизованны, а у вас всюду свои люди. И тут начинают ходить тревожные слухи о тресте по производству мыла. Его совет директоров собирается на совещание и заявляет, что трест не в состоянии выплачивать проценты с дохода. Акционеры в панике, некоторые протестуют. Но часы пущены, и вы вытаскиваете свой выигрышный билет раньше, чем кто-либо сообразит, в чем дело. Паника вызывает падение цен на ваши акции и вы сами скупаете большую их часть. Затем пайщики узнают, что трест по производству мыла перешел в другие руки и решено избрать новую, честную администрацию, а производство мыла возрастает. Вы покупаете еще несколько фабрик и снова выпускаете акции и закладные, цена на акции снова повышается, и вы опять продаете свои. Подобные махинации проделываются систематически каждые два или три года. И каждый раз вы собираете новую жатву с лиц, которые желали бы вложить свои деньги в какое-нибудь дело, и, кроме немногих лиц с Уолл-стрита, никто не способен уследить за вашими действиями. Майор умолк со счастливым выражением лица.

- Новые и новые доходы, - продолжал он, - стекаются со всех концов страны к Уолл-стриту. Я себе прекрасно представляю, как они поступают с рудников, заводов и фабрик. В наше время люди не любят прятать деньги в сундуки - у кого они сейчас есть. Они хотят вложить их в дело, и вы придумываете такое дело. Возьмите, к примеру, городские железные дороги здесь, в Нью-Йорке. Казалось бы, какой верный доход ожидает тут вкладчиков! Уличное движение растет, строительство новых линий не поспевает за ним. Барыш верный. И вот люди покупают акции и закладные городских дорог. В данном случае организаторами строительных компаний являются политические деятели: это их доля, взамен тех удобств, какие они предоставляют городу. Они вводят новую систему, которая действует, как автомат против лука и стрел; организуют синдикат, а он без всяких затрат получает привилегии на строительство дорог, а затем продает их какой-либо компании за миллионы. Случалось, они продавали привилегии, которыми не обладали вовсе, и такие железные дороги, каких еще не существовало на свете. Вам будут говорить о неоднократных реконструкциях, каких не было и в помине. А в итоге они загребают примерно тридцать миллионов долларов. Тем временем мелкие акционеры удивляются, почему они не получают своего дивиденда!

- Так обстоит дело с помещением капиталов, - после паузы продолжал майор. - Но, конечно же, самые большие источники обогащения - страховые компании и банки. Вот где сколачиваются целые состояния. Тут от вас ускользнет большая часть прибылей, если у вас нет собственных банков для приобретения закладных. На днях я слышал забавную историю об одном типе, занимавшемся производством электрических приборов. Послушать его, так он честный человек и не имеет никакого отношения к Уолл-стриту. Компания, во главе которой он стоит, пожелала расширить свое предприятие и выпустила закладных листов на сумму двести тысяч долларов, затем он обратился к страховому обществу и предложил ему купить их по девяносто. "В настоящее время мы не покупаем закладные, - ответили ему, - попробуйте обратиться в национальное кредитное общество". Он обратился, и ему предложили за них по восьмидесяти. Делать было нечего, пришлось согласиться. А кредитное общество передало эти закладные тому же страховому обществу по номинальной цене. - Я мог бы назвать вам с десяток трестов в Нью-Йорке, которые являются просто передаточным звеном для страховых компаний и существуют специально для этих игр. Вы поняли?

- О, да, - ответил Монтегю.

- А не стоит ли случайно за спиной вашей железнодорожной компании какой-нибудь трест?

- Несомненно, - ответил Монтегю.

Майор пожал плечами.

- Тогда ждите, что ваши хозяева вскоре найдут, что первый выпуск закладных листов не покрывает стоимости предполагаемой реконструкции. Смету сочтут заниженной, выпустят новую партию закладных, и компания вашего президента получит новый подряд. Затем вы узнаете, что ваш президент организует промышленное предприятие неподалеку от дороги, а дорога предоставит ему негласно скидку или практически будет перевозить его товары бесплатно. Он может также заставить дорогу заплатить ему за эксплуатацию вагонов, представляющих его личную собственность. Или, возможно, имеет какое-нибудь промышленное предприятие, и строительство дороги для него уже побочное дело.

Майор умолк. Он видел, что Монтегю смотрит на него растерянно.

- Что случилось? - спросил Винейбл.

- Боже правый! - воскликнул Аллан. - А разве вы знаете, о какой дороге я говорю?

Майор откинулся в кресло и расхохотался. И хохотал так, что лицо его раскраснелось, он задохнулся и не мог произнести ни слова.

- Я уверен, что вы знаете, - настаивал Монтегю. - Вы обрисовали абсолютно точную картину.

- О, боже мой! - воскликнул майор, роясь в карманах в поисках носового платка, чтобы вытереть следы. - Все это напоминает мне историю нашего районного адвоката о лимонах. Слышали вы ее?

- Нет, - ответил Монтегю.

- Это одна из ярких страниц в безотрадной кампании реформ, осуществленных у нас несколько лет назад. Один молодой адвокат, участник общественной кампании, выступил перед публикой и привел несколько примеров того, как бесчестные чиновники могут делать в нашем городе деньги. "Представьте, что вы - приемщик фруктов, а в Нью-Йорке в данное время нехватка лимонов. В порт направляются два судна с лимонами, и одному удается опередить другое на сутки. Согласно закону, фрукты подлежат тщательному досмотру. Если вы относитесь к делу добросовестно, осмотр занимает свыше суток, и владелец первого судна потеряет на этом некоторую сумму. Вот он и приходит к вам и предлагает заплатить одну-две тысячи долларов за отказ от осмотра каждой его корзины с лимонами".

Адвокат нарисовал эту картину перед публикой, и на следующее утро газеты напечатали его выступление. И в тот же день после обеда он встретил приемщика фруктов, своего старого приятеля. "Скажи-ка, старина, - сказал тот ему, - какой дьявол рассказал тебе об этих лимонах?"

На следующее утро Монтегю явился в контору Прайса.

- Мистер Прайс, - сказал он, - я узнал от мистера Хаскинса нечто такое, что вынуждает меня немедленно переговорить с вами.

- А именно? - спросил Прайс.

- Мистер Хаскинс сообщил мне, что Компании железнодорожных насыпей надо отдать предпочтение при заключении контрактов на подряды.

При этих словах Монтегю пристально наблюдал за Прайсом и увидел, как тот сжал челюсти и сердито скривил рот. На его лице появилось неприязненное выражение.

Прайс сидел, откинувшись на спинку кресла, но теперь он медленно выпрямился, как бы готовясь к нападению.

- Ну и что? - спросил он.

- Мистер Хаскинс не ошибся?

- Нет, не ошибся.

- Он утверждает также, что вы заинтересованы в этой компании. Это правда?

- Правда.

- Хаскинс сказал также, что эта компания ничего не производила, а только продавала. И это правда?

- Да, это так.

- Тогда мистер Прайс, - сказал Монтегю, - мы должны немедленно с вами объясниться. Во время первоначальных переговоров мне было заявлено, что вы ищете человека, который добросовестно вел бы дело постройки дороги. Но положение вещей, какое мне только что обрисовали, кажется, не соответствует подобной программе.

Монтегю был готов к резкому отпору, но Прайс сделал над собой усилие и сдержался.

- Вы должны признать, мистер Монтегю, что еще недостаточно знакомы со сложившимися в железнодорожном деле порядками. Компания, о которой вы говорите, обладает преимуществами; она может гарантировать лучшие условия...

Прайс помолчал.

- Вы хотите сказать, что она в состоянии покупать товар дешевле, чем сама дорога? - спросил Монтегю.

- Иногда... - начал тот.

- Прекрасно, - перебил его Монтегю, - в тех случаях, когда она может предложить лучшие условия, подряд, безусловно, должен быть ей предоставлен. Но это не соответствует тому, что передал мне мистер Хаскинс. Он дал понять, что мы должны быть готовы платить значительно дороже потому, что необходимо предоставить подряды именно Компании железнодорожных насыпей. Поэтому я и явился к вам, чтобы у нас было полное взаимопонимание. Раз уж я буду президентом Северной миссисипской дороги, то все поставки следует предоставить с законных торгов, и то предприятие, которое даст нам товар требуемого качества и по наиболее выгодным ценам, получит наши заказы. По этому поводу не должно быть никаких недоразумений. Мне кажется, я вполне ясно высказался?

- Да, вы ясно высказались, - сказал Прайс.

На этом беседа закончилась.

Глава 15

Монтегю вернулся к своим делам, но на душе его было неспокойно. Ему хотелось убедить себя, что на этом дело и закончится и Прайс с ним согласился, но, логически рассуждая, Аллан не мог этому поверить и предвидел, что президентом железной дороги он останется недолго.

Однако при всех своих предчувствиях Монтегю не был готов к тому, что последовало на другой день. Рано утром ему позвонил Куртис и попросил дождаться его в конторе. Куртис явился через несколько минут. Он был явно взволнован.

- Монтегю, - сказал он, - мне надо сообщить вам нечто важное. Я не хочу, чтобы вы оставались в неведении. Но раньше, чем я произнесу хоть слово, я должен вас предупредить, что ставлю сейчас на карту все свое будущее. И вы должны мне обещать, что никогда не сделаете никому ни малейшего намека на то, что от меня услышите.

- Обещаю, - сказал Монтегю. - Но в чем дело?

- Вы даже вида не должны показать, что знаете что-либо, - прибавил Куртис, - иначе Прайс тотчас же догадается, что вам все сказал я.

- О, так это Прайс! Обещаю не выдать вас. Рассказывайте.

- Вчера во второй половине дня он позвал Давенанта и сказал ему, что надо снять вашу кандидатуру и подобрать другого президента дороги.

Монтегю в смятении глядел на него.

- Он сказал, что вас следует полностью отстранить. Президентом, видимо, будет Хаскинс. Давенант вынужден был мне сообщить это, так как я один из директоров.

- Вот оно что! - прошептал Монтегю.

- Вы знаете, в чем дело? - спросил Куртис.

- Знаю.

- Так в чем же?

- Это длинная история. Возникла одна ситуация, которая меня не устраивает.

- О, - воскликнул Куртис, внезапно что-то поняв. - Не в Компании ли железнодорожных насыпей дело?

- В ней.

Тут пришла очередь Куртиса недоумевать.

- Боже мой! - воскликнул он. - Как это вы могли из-за такого пустяка -отказаться от такого поста?

- Я и не думал отказываться. Это Прайс хочет от меня отделаться.

- Мой милый, ведь это же совершенный абсурд!

Куртис был вне себя. Монтегю внимательно посмотрел на него.

- Не станете ли и вы рекомендовать мне согласиться на подобное? - спросил он.

- Конечно, стану, дорогой друг! У меня самого есть акции этой компании.

Монтегю замолчал. Он просто не знал, что на это ответить.

- Что вы воображаете себе, скажите, пожалуйста? Что вы вступили в благотворительное общество, что ли? - возразил Куртис. Но тут он увидел искаженное лицо друга и положил ему руку на плечо.

- Видите ли, старина, - сказал Куртис, - это, право, нехорошо! Я понимаю ваши чувства и питаю к вам большую симпатию и безграничное уважение. Но вы живете в этом мире и должны быть практичным. Нельзя взяться за управление дорогой и вести дело так, как если бы это был сиротский приют. Вы должны были отказаться от этого предложения, имея подобные убеждения. Но упустить такой пост из-за ерунды! Монтегю был непоколебим.

- Уверяю вас, я вовсе ни от чего не отказывался, - отвечал он сердито.

- Но что же вы будете делать?

- Бороться, - отвечал Аллан.

- Бороться? - повторил Куртис. - Но, друг мой, ведь вы совершенно беспомощны! Дорога принадлежит Прайсу и Райдеру, и они с ней сделают все, что захотят.

- Вы один из директоров компании, - ответил Монтегю, - и вам известно положение вещей. Вы знаете, что благодаря моему ручательству состоялись выборы нового правления. Станете ли вы подавать голос за избрание Хаскинса президентом?

- Боже мой, Монтегю! Чего вы от меня хотите! Вы отлично знаете, что я не имею голоса, когда речь идет о делах дороги. Все акции, которыми я владею, дал мне Прайс. Что я могу сделать? Вся моя карьера рухнет, если я стану перечить.

- Другими словами, вы - кукла, вы согласны продать свое имя и достоинство за пакет акций. Значит, вы, занимая ответственное положение, не оправдываете оказываемого вам доверия.

Лицо Куртиса приняло жесткое выражение.

- Да, - сказал он, - если, конечно, толковать по-вашему.

- Тут дело не в моем толковании. Это так и есть.

- Но, - вспылил Куртис, - вы же должны понять, что и без меня у них будет большинство.

- Возможно, - ответил Монтегю, - но это еще не причина, чтобы поступать нечестно.

Куртис вскочил.

- Больше не о чем говорить, - заявил он. - Мне жаль, что вы так к этому относитесь. Я хотел оказать вам услугу.

- Я это ценю, - с живостью отвечал Монтегю. - И буду вам всегда обязан.

- И в борьбе, которую вы затеваете, вы не должны забывать, что я первый открыл вам глаза.

- Не беспокойтесь, - ответил Монтегю. - Я буду вас щадить. Никто никогда не узнает, что мне это известно.

С полчаса Монтегю задумчиво ходил по своему кабинету. Затем позвал машинистку и продиктовал ей письма к своему кузену, мистеру Ли, и к трем другим лицам, с которыми имел частную переписку по поводу их голосов на собрании акционеров. "Ввиду некоторых обстоятельств, - писал Аллан, - раскрывшихся в связи с делами Северной миссисипской дороги, я не желаю принимать на себя обязанности президента. Я также намерен выйти из состава правления, так как чувствую себя не в силах изменить порядки, с которыми не согласен".

Затем он излагал план своих действий и разъяснял, что все, вовлеченные в дело через его посредство, имеют возможность последовать его примеру. Монтегю просил своих корреспондентов сообщить их решение по телеграфу, и через два дня получил от них ответ. Он был готов действовать.

Аллан начал с того, что позвонил Стенли Райдеру и условился с ним о времени встречи.

- Мистер Райдер, - сказал он, - несколько недель назад вы в этом самом кабинете просили моего содействия на выборах правления Северной миссисипской железной дороги. Вы заявили, что хотите предоставить мне пост президента, мотивируя это тем, что вам желательно иметь энергичного и честного человека, на которого вы могли бы положиться. Я поверил вам и принял ваше предложение. Я затратил много труда на изучение дела. И вот я слышу из уст мистера Прайса, что он организовал компанию с тем, чтобы получать доходы от эксплуатации дороги. И я заявил ему, что не дам согласия на подобные действия. По зрелому размышлению я пришел к заключению, что создавшееся положение делает невозможным для меня сотрудничество с мистером Прайсом. Я решил выйти из состава правления и не выставлять свою кандидатуру на пост президента.

Райдер все время избегал смотреть на Монтегю; он сидел, глядя прямо перед собой, и нервно постукивал рукой по столу. После долгого молчания Райдер ответил:

- Мистер Монтегю, я сожалею о вашем решении, но, принимая во внимание все обстоятельства, склонен признать, что это - мудрое решение.

Здесь последовала пауза.

- Позвольте мне поблагодарить вас за выполненную работу, - продолжал он, - а также надеяться, что этот злосчастный эпизод не повлияет на наши личные отношения.

- Благодарю вас, - холодно ответил Монтегю.

Он подождал, надеясь услышать еще что-либо от Райдера, но сам не нарушал молчания, чтобы не помочь тем самым собеседнику выйти из затруднительного положения.

- Как я уже сказал, - повторил Райдер, - я вам премного обязан.

- Я в этом не сомневаюсь, - ответил Монтегю, - но я надеюсь, что вы не рассчитываете так просто закончить наши отношения.

Выражение лица Райдера изменилось.

- Что вы хотите этим сказать?

- Нам нужно решить один очень важный вопрос, прежде чем расстаться. Как вам известно, я лично владею пятьюстами акций Северной миссисипской железной дороги и, естественно, интересуюсь ее делами.

- О, конечно, - ответил Райдер спокойно. - Но это меня не касается. Как акционеру вам следует обращаться в правление дороги.

- Кроме того, что я сам акционер, - продолжал Монтегю, не обращая внимания на это замечание, - я должен защищать интересы и тех лиц, которых склонил на вашу сторону. Они голосовали за список членов правления, составленный вами. Я стал невольно причиной того, что они попали в зависимость от вас и мистера Прайса. Тут затронута моя честь, и я в ответе перед ними.

- Что же вы намерены предпринять?

- Я написал им, извещая о своем намерении выйти из дела. Я не рассказал им подробности, а только указал, что чувствую себя не в силах предотвратить некоторые события, которых не одобряю. Я сообщил им, что намерен предпринять, и предоставил возможность выйти из этого дела на тех же условиях, что и я. Они приняли мое предложение, и завтра я получу от них полномочия распорядиться их акциями по своему усмотрению. Мои акции при мне, и я считаю, что вы обязаны купить их по той цене, какую платили за новый выпуск, а именно, по пятидесяти долларов за акцию.

Райдер уставился на него.

- Вы меня удивляете, мистер Монтегю!

- Весьма сожалею об этом, - возразил Монтегю. - Его голос был тверд. На лице его застыло суровое выражение. Он смотрел в упор на Райдера. - Тем не менее вы будете вынуждены приобрести эти акции.

- Извините, - ответил Райдер. - Но я считаю это дерзостью.

- Имеется, - продолжал Монтегю, - тридцать пять тысяч акций на общую сумму сто семьдесят пять тысяч долларов.

Они взглянули друг на друга. По глазам Монтегю Райдер понял, что ему не следует более говорить в таком тоне.

- Могу ли я узнать, - спросил он спокойно, - почему вы уверены, что я соглашусь выполнить столь неслыханное требование?

- Основания достаточно веские, и я надеюсь, вы это поймете, - ответил Монтегю. - Вы и мистер Прайс купили эту железную дорогу и хотите ее ограбить. Это ваше право, так как, по-видимому, таковы обычаи на Уолл-стрите - обманывать людей, помещающих у вас свои капиталы. Но вы не проведете меня, потому что мне слишком многое известно.

- Могу ли я узнать, каковы ваши намерения? - спросил Райдер.

- Да, конечно, - ответил Аллан. - Я буду бороться. Пока вы не выкупите паи - мой и моих друзей, - я останусь членом правления, а также кандидатом на пост президента. Я кое-что объясню на ближайшем заседании правления и, если не добьюсь успеха, то призову на помощь печать. Я льщу себя надеждой, что мое имя еще имеет значение на моей старой родине. Вы не сможете так свободно действовать в штате Миссисипи, как здесь в Нью-Йорке. Я перенесу борьбу в зал суда, хотя не уверен, как закон отнесется к ограблению общественно полезной организации ее собственным правлением. Меня очень удивило бы, если бы не нашлось законных способов воспрепятствовать этому. Как вам известно, у меня имеются факты. Я знаю, каким способом вы получили новое разрешение на продолжение дороги от Законодательного собрания штата.

Райдер был в бешенстве.

- Мистер Монтегю! - вскричал он. - Это шантаж!

- Можете называть это, как угодно. Я не испугаюсь вашего обвинения, если бы вы даже сочли необходимым выступить с ним перед судом.

Райдер открыл было рот. Но лишь с трудом перевел дыхание. Когда он снова заговорил, то уже овладел собой.

- Все это кажется мне весьма странным, - сказал он. - Вы, мистер Монтегю, решительно не имеете права вытаскивать на свет то, что узнали от меня и мистера Прайса. Ведь вы действовали в качестве нашего доверенного лица! Вы, наверное, не забыли вашего обещания хранить тайну, которое дали в этом кабинете.

- Я этого не забыл. И отнесся к делу с большой добросовестностью. Напротив, я нахожу, что это вы нарушили обещание. И я уверен, что сделали это преднамеренно, решив все с самого начала. Вы уверяли меня, что добиваетесь честного управления дорогой. Теперь я в этом сомневаюсь. Я убежден, что у вас была единственная цель сделать меня своим орудием, чтобы захватить все управление дороги, не выплатив пая оставшимся акционерам. Добившись этого, вам очень хочется заставить меня уйти с поста... Вы никогда не желали, чтобы я стал президентом дороги; вообще-то я и раньше это подозревал. Но вы не на того напали: вы от меня так легко не отделаетесь. Я не помышляю подавать в отставку, позволив вам и мистеру Прайсу грабить дорогу и обесценить мои акции.

Тут Райдер прервал его.

- Я признаю справедливость ваших слов, мистер Монтегю, - сказал он, - поскольку дело касается ваших личных акций. Они будут выкуплены у вас. Я уверен, что это будет для вас чрезвычайно выгодно.

- Напротив! Само ваше предложение я считаю для себя оскорбительным. Я стал виновником того, что другие лица оказались в зависимости от вас. Мое имя и мои обещания были использованы с этой целью. Поэтому на все, на что я имею право, имеют право и они. Никакого другого соглашения между нами быть не может.

Райдеру уже нечего было сказать, и он молча смотрел на собеседника.

Не желая долее затягивать свидания, Аллан внезапно поднялся.

- Я не жду, что вы немедленно решите этот вопрос, - сказал он. - Мне понятно, что вы захотите посоветоваться с мистером Прайсом. Я передал вам свои условия, и больше мне нечего добавить. Или вы их примете, или же я откажусь от всего и стану преследовать вас на каждом шагу. Я рассчитываю получить акции моих друзей с сегодняшней вечерней почтой и вынужден просить вас сообщить мне ваше решение завтра к двенадцати, так чтобы мы могли незамедлительно покончить с делом. Сказав это, он поклонился и вышел.

На следующее утро Монтегю вручили письмо от Давенанта.

"Дорогой мистер Монтегю, - писал он, - мне передали, что у вас имеется тридцать пять тысяч акций Северной миссисипской железной дороги, которые вы желаете продать по пятьдесят долларов за акцию. Если вы будете столь любезны принести сегодня их в мою контору, то я с удовольствием приобрету акции у вас". Получив это письмо, Монтегю немедленно отправился к Давенанту. Последний держал себя официально, но Монтегю не смог скрыть легкой насмешки в глазах, которая как бы говорила о том, что он прекрасно понимает весь комизм положения.

- Вот и конец делу, - сказал Давенант, забирая последнюю из подписанных Монтегю расписок. - Теперь позвольте мне сказать вам, мистер Монтегю, что я считаю вас исключительно способным деловым человеком.

Аллан сухо поклонился.

ДАЛЬШЕ >> Главы 16-20