*

На столе Алекса Вандервоорта лежал проект рекламы, подготовленной агентством Остина. Она предназначалась для всемерной популяризации кредитных карго-чек ПКА. Одно из возможных рекламных объявлений, например, гласило:

«Зачем беспокоиться о деньгах? Пользуйтесь кредитными карточками. Предоставьте нам возможность беспокоиться за вас!»

В другом утверждалось:

«Счета становятся безболезненными, когда вы говорите: расплачиваюсь кредитными карточками!»

В третьем рекомендовалось:

«Зачем ждать? Завтрашнюю мечту можно осуществить уже сегодня! Приобретайте кредитные карточки!»

Было еще штук шесть других вариантов.

Что-то в них беспокоило Вандервоорта. Собственно, вопрос о введении этого новшества — карточек — был решен, и Алексу не надо было ломать голову. Рекламу в принципе уже одобрил отдел кредитных карточек, и она была направлена Алексу лишь для общего ознакомления. Кроме того, вся стратегия по этой важной и новой линии была обсуждена несколько недель тому назад на Совете директоров банка. Разумеется, было много подводных камней, которые предстояло преодолеть. С одной стороны, ожидалось увеличение прибылей, с другой стороны, как и при всех начинаниях, введение кредитных карточек сулило на первых порах некоторые потери и затруднения.

Алекс задумался: «Зачем Совету понадобилась такчя откровенно агрессивная и навязчивая рекламная кампания?»

Он сложил гранки рекламы в папку. Вечером, дома, он подумает об этом еще раз. Тем более что есть возможность выслушать дополнительное мнение по этому поводу и, по всей вероятности, довольно резкое — от Марго...

Так оно и произошло.

— В жизни не видела рекламы, так густо приправленной ложью!—заявила Марго. Она взглянула на Алекса вызывающе, и оттого казалась еще более желанной.

— Почему?—спросил он.—Впрочем, я знал, что эта тебе не понравится.

— Не понравится? Да она мне просто противна, эта реклама!

— Но почему? Почему?

Марго взяла объявление, гласившее:

«Зачем ждать? Завтрашнюю мечту можно осуществить уже сегодня!»

— Ты лично видел когда-нибудь такое наглое коварство? Ведь это же откровенное и бессовесгное навязывание людям лишних долгов. Это—сказки для легковерных дураков! Закабаление! Завтрашняя меч1а для многих выльется в такую копеечку, ой-ёй-ёй .. Потому-то она и мечта, потому-то никто и не может реализовав ее сегодня, что у него сегодня нет ни денег, ни шансов на то, что они появятся в ближайшем будущем..

— Ну, видишь ли, каждый сам себе господин и волен поступить, как ему вздумается...

— Те, на кого вы рассчитываете, точнее те легковерные, которых вы хотите подтолкнуть этой бесстыдной «липой», сами решать не могут. Они наивно верят вот этому вашему вареву... Поверь, я их очень хорошо знаю... Подумать только!

— Не кипятись, не кипятись. Никто никого не насилует...

— Нет! Жертвы вашей извращенной рекламы наивны и легковерны как дети. Ведь они—люди весьма скромного достатка, неискушенные в фокусах большого бизнеса. Я-то их знаю. Это—мои клиенты...

— Тебе не кажется, что ты драматизируешь?

— Черт подери, Алекс! Ты же знаешь, что я права. Нынче даже более опытные клюнут на возню, которую вы затеяли вокруг кредитных карточек. И, в первую очередь, благодаря рекламному ажиотажу, который вы раздули вокруг них. Что вы только ни делаете! Вы скоро их раздавать будете на каждом углу...

Алекс широко улыбнулся. Он любил спорить с Марго.

— Как бы мне хотелось, Алекс, чтобы люди, берущие вашие кредитные карточки, поняли, что это—наглое вымогательство. Вы же дерете с них восемнадцать процентов!

— Ну, об этом мы уже с тобой говорили в прошлый раз...

— Да, говорили, и ты не смог дать более или менее вразумительное объяснение.

— Я тебе говорил, что кредитные карточки дают возможность покупателю получить целый ряд услуг от банка!—настаивал Алекс.—Если ты сложишь сумму этих услуг, то нетрудно будет убедиться, что проценты, которые мы получаем с покупателя, совсем не так уж велики.

— Ну, это ты брось! Это для тебя они невелики. А для того, кто их платит?

— Но мы ведь никого и не заставляем их платить! Оплачивай сразу! И проценты платить не придется.

— Можешь на меня не кричать! Я не глухая.

— Ну, ладно, ладно, извини. Еще коньяку?

— Да пожалуйста.

Налив Марго коньяку, Алекс вернулся к прерванному разговору:

— Ты забываешь самое простое. Если клиенты будут сразу же оплачивать счета по своим кредитным карточкам, то мы никаких процентов с них не возьмем.

— Ты хочешь сказать—оплачивать полностью свои счета?

— Да, именно.

— Но кто же может позволить себе такую роскошь? Большинство оплачивает именно этот ваш хваленый «минимальный» процент!

— Ну, пожалуй, что так...

— Вот-вот! Они платят по этим счетам гроши, а основное висит у них на шее в качестве долга вашему банку. И вот на этом-то долге вы и наживаете свои ростовщические проценты. Разве не так?

— Допустим,—согласился Алекс.—Но ведь банки где-то должны получать свой приварок?

— Вот-вот! Я ночами не сплю, ломаю голову: откуда же бедным банкам извлечь прибыль?.. Он засмеялся, но она и ухом не повела.

— Послушай, Алекс, подумай о том, сколько настоящих бедолаг влезут по уши в долги, и все из-за ваших проклятых кредитных карточек. А во имя чего? Чтобы накупить дребедени... Напитки, пластинки, безделушки. Из- за кажущейся легкости. Плевать, что будет завтра! Зато сегодня все очень просто. Грошовый кредит получить у вас очень легко. А те же гроши, будь они вынуты из кармана деньгами, были бы все же каким-то сдерживающим моментом. Вот так и происходит закабаление на долгие-долгие годы...

Алекс вынужден был признаться самому себе в том, что Марго права. Раньше рабочий люд закладывал свои души в мелких хозяйских лавочках. Теперь появилась новая порода хронических должников, которые наивно продавали свои будущие заработки «дружелюбному» банку...

Главным социальным злом стало то, что кредитные карточки в массе своей заменили небольшие ссуды наличными. Если когда-то, выдавая такие ссуды, сотрудники банка пытались разубедить клиента в целесообразности долгов, часто необдуманных, то теперь уже никто никого ни в чем не разубеждал. И недаром некоторые социологи, как это было известно Алексу, считали, что кредитные карточки послужили ударом по общественной морали.

Разумеется, для банка введение кредитных карточек представляло большое удобство. Накладные расходы сокращались, а процент возрастал. В убытке оставался потребитель, ибо та же вещь, ранее, приобретенная посредством обычной ссуды, обходилась ему теперь дороже. Ну, а уж банк выигрывал, да как! Итоговая банковская премия доходила до двадцати четырех процентов, поскольку торговля, имевшая дело с этими кредитными карточками, тоже платила банку от двух до шести процентов!

Так что оснований у Первого Коммерческого банка делать ставку на кредитные карточки было предостаточно, и по всей вероятности, у этого вида кредитования было прекрасное будущее. Кроме того, стало ясно, что кредитные карточки были шагом на пути к созданию централизованной электронно-вычислительной системы, которая занималась бы банковскими операциями. Такая система лет через десять—пятнадцать могла бы вытеснить огромное количество обычных бухгалтерских операций, банковских книг, чеков, которые к тому времени станут таким же анахронизмом, как первый автомобиль.

— Прекратим эту дискуссию,—сказала Марго.— А то мы с тобой сейчас вцепимся друг другу в глотки. Как на заседании акционеров...

Она подошла к нему и поцеловала.

— Надеюсь,— сказала она с интонацией капризной девчонки,—что завтра ты сделаешь все возможное, чтобы эти объявления не увидели света...

— Постараюсь, милая,—сказал он, зная, что сделать это будет совсем нелегко.

Он обнял ее и тоже поцеловал. Марго улыбнулась.

— Для старого напыщенного ростовщика у тебя, в общем, покладистый характер...

— Я люблю тебя, Бреккен.

— Честно-пречестно? Поклянись честью банкира!

— Клянусь!

— Я у тебя еще немножко побуду,— потянулась она всем телом,—а потом уеду, у меня завтра утром слушается дело...

Марго часто выступала в суде как адвокат. Именно после одного такого выступления полтора года назад она и познакомилась с Алексом. В тот раз Марго выступала в защиту шести демонстрантов, у которых произошла стычка с полицией во время митинга. Демонстранты требовали полной амнистии для тех, кто не хотел воевать во Вьетнаме. Ее воодушевленная защитительная речь привлекла довольно пристальное внимание прессы и публики. Особенно ее победа. Молодых людей оправдали, и дело было закрыто.

Спустя несколько дней после процесса, на приеме, устроенном двоюродной сестрой Марго Эдвиной Дорси и ее мужем Луисом, Марго царила в окружении поклонников и противников. Она приехала на этот прием одна. Как, впрочем, и Алекс, который уже много слышал о ней. Он стоял с бокалом вина, наблюдая, как та отбивалась от своих оппонентов, а затем присоединился к ним. Вскоре получилось так, что все отошли, оставив их одних, как двух гладиаторов.

Горячась, Марго сказала:

— А кто вы, собственно, такой?

— Тихий американец, убежденный в том, что армии нужна дисциплина.

— Даже при такой грязной войне?

— Солдат должен подчиняться приказам. Иначе-только хаос.

— Не знаю, кто вы на самом деле, но говорите вы как заядлый нацист. После второй мировой войны многие угодили на виселицу и, помнится, они приводили в свою защиту точно такие же доводы.

— Обстановка тогда была другая!

— Ничего подобного! На Нюрнбергском процессе говорилось, что солдаты должны прислушиваться к голосу своей совести и противиться аморальным приказам. Именно так и поступали те, кто сжигал мобилизационные предписания и отказывался ехать во Вьетнам.

— Американская армия не уничтожает евреев.

— О, да, конечно, в Сонгми и в других вьетнамских городах... Нет! Война не может быть чистенькой. А вьетнамская—грязнее, чем любая другая. И в ней запачкались все, от главнокомандующего до последнего солдата. Вот почему столько молодых американцев, и я не устану повторять это, прислушались к своей совести и отказались воевать.

Они бы еще долго спорили, но к ним подошла Эдвина и представила их друг другу. Однако это не отвлехло их от ожесточенного спора. И потом Алекс долго еще вспоминал их первую встречу... Надо сказать, что с течением времени Алекс изменил свою точку зрения Он, как и многие другие американцы, окончательно разочаровался в так называемом «мире с честью». А еще позже, когда разразился Уотергейтский скандал со всеми его последствиями, Алексу стало окончательно ясно: и те, кто занимал высокие посты в правительстве, и те, кто говорил: «никакой амнистии для дезертиров!»—были виновны в значительно большей степени, чем молодежь, уклонявшаяся от призыва в армию. Бывали не раз и другие случаи, когда взгляды и доводы Марго заставляли Алекса кардинально менять свое мнение...

*

В течение первой недели ноября здоровье Бена Рос-сели значительно ухудшилось. Его поместили в госпиталь. Последние нити, которые он держал, управляя Первым Коммерческим банком, выскользнули из его рук. Группа директоров банка решила созвать Совет, чтобы решить, кто же будет преемником Россели. Заседание состоялось 4 декабря.

*

Директора начали собираться около десяти утра. Они сердечно приветствовали друг друга, на лицах каждого из них лежал отпечаток уверенности, той самой, что так необходима, чтобы создавать впечатление преуспевающего бизнесмена.

Сердечность, однако, была несколько сдержанной: в этот час в больнице умирал Бен Россели. И, тем не менее, директора, собравшиеся здесь, адмиралы и маршалы коммерческого мира (впрочем, как и сам Бен), прекрасно понимали, что ничто не может сдержать колесницу бизнеса. Бизнес умер, да здравствует бизнес! В их настроении, казалось, доминировало вот что: да, причина, по которой мы здесь собрались, заслуживает всяческого сожаления, но наш священный долг перед системой мы выполним.

Совет директоров любой крупной американской корпорации похож на клуб для избранных. Помимо трех или четырех ведущих управляющих, которые находятся на полной ставке в данном учреждении, Совет состоит из двадцати или более видных бизнесменов. Нередко сами они подвизаются как председатели или президенты в других сферах финансов или промышленности.

В Совет директоров входят люди, приглашенные из разных соображений. Сюда относятся, в частности, личные деловые качества, престиж учреждения, которое они представляют, чаще же всего—тесные связи, в основном обычно финансовые, с компанией.

В среде бизнесменов считается высокой честью быть членом Совета директоров какой-нибудь компании, и чем солидней она, тем больше и честь. Вот почему многие озабоченно нахватывают директорские места в различных советах, подобно тому, как некогда индейцы собирали скальпы. Еще одно немаловажное обстоятельство, придававшее директорскому посту как бы особый соблазн, держалось в секрете от широкой публики. Дело в том, что директор крупной компании получал гонорар в размере от одной до двух тысяч долларов за каждое заседание, которое посещал. А их было обычно десяток в год.

Особенно престижным считалось состоять членом Совета директоров в крупном банке. Для американского бизнесмена получить приглашение в крупный банковский Совет—это примерно то же самое, что посвящение в рыцари самой королевой. Естественно, этой чести добивались многие. У ПКА, входившего в первую двадцатку американских коммерческих банков, была обойма весьма представительных и респектабельных директоров. Во всяком случае, так считалось.

Алекс Вандервоорт, наблюдая за директорами, занимавшими места вокруг овального стола для заседаний, решил, что среди пришедших было слишком много свадебных генералов. Увы, их участие в Совете приводило к столкновению интересов: они были членами Совета и одновременно широко пользовались кредитом в ПКА. Если бы Алекс стал президентом Первого американского, он немедленно преобразовал бы Совет директоров, да так, что тот перестал бы быть уютным клубом.

Но выберут ли его? Он или Хейворд? Обе их кандидатуры будут рассматриваться сегодня, через несколько минут оба они получат возможность высказать свою точку зрения на перспективы развития банка. Джером Паттертон, вице-президент Совета (сегодня он будет председательствовать), несколько дней назад сказал Алексу:

— Вам отлично известно, что выбор колеблется между вами и Роско. Оба вы—замечательные парни, и сделать выбор совсем не так просто. Поэтому помогите нам. Расскажите откровенно, что вы думаете о перспективах Первого американского. Сделайте это в любой форме. Я даю вам карт-бланш.

Алекс понимал, что Роско Хейворд получил от Пат-тертона приглашение точно в таких же словах.

Напротив Алекса за столом заседаний сидел досто-почтительный Гарольд Остин. Как всегда, он был изысканно одет, даже вызывающе, будто сошел со страниц журнала «Плейбой». Алекс встретился взглядом с Остином и поздоровался с ним. Остин кивнул ему, но Алекс почувствовал в кивке заметный холодок. Неделю назад достопочтенный Гарольд зашел к Алексу опротестовать вето, наложенное на рекламу кредитных карточек, разработанную агентством Остина.

— Вы ведь знаете, что расширение торговли кредитными карточками санкционировано Советом директоров,—заявил достопочтенный Гарольд.—Более того: главы отделов, занимающихся кредитными карточками, одобрили предложенные рекламные объявления и всю кампанию еще до того, как вы занялись этим делом. Я, право же, не знаю, что мне делать после вашего скоропалительного и даже несколько высокомерного решения. По всей вероятности, мне придется обратить на это внимание Совета...

Алекс был категоричен:

— Начнем с того, что для меня не секрет решение Совета по поводу кредитных карточек, поскольку я на этом заседании присутствовал. Однако, принимая решение, они отнюдь не намеревались связать развитие кредитных карточек с на редкость сомнительной и крикливой рекламой. Полагаю, что это скорее дискредитировало бы наш банк. Я твердо убежден, что люди, которые работают у вас, Гарольд, способны на что- то более пристойное. Более того, они уже это сделали. Я видел и одобрил новый вариант рекламы. Что касается моем высокомерности, то я поступил в пределах своей компетентности и намерен в дальнейшем использовать свое право так же. Если вы хотите обжаловать мои действия в Совете, я предоставляю вам для этого полную воз-можносчь, по смею надеячься, что Совет согласится скорее со мной, чем с вами.

Гарольд покраснел, но, судя по всему, решил не разжигать конфликт, ибо, так или иначе, реклама была сделана его агентством, и на исправленном варпаше они заработают ничуть не меньше, чем на старом. Однако Алекс знал, что нажил врага. Впрочем, достопочтенный Гарольд, совершенно очевидно, и без того предпочитал Роско Хейворда. Так что наверняка он будет его поддерживать и сегодня. Среди друзей Алекса наиболее влиятельно и горячо выступит в его пользу Леонард Кингсвуд, энергичный председатель компании «Иортем». Сейчас он сидел возле Паттертона, беседуя с соседом. Именно Лен Кингсвуд позвонил Алексу, чтобы поставить его в известность об активной кампании, которую вел Роско Хейворд:

— Я, понятно, не рекомендую вам делать то же самое, Алекс, хотя вам видней. Однако я решил предупредить вас о кознях Роско. Не дай бог, он преуспеет... Конечно же, меня он не обдурит. Ему этот пост не по плечу, и я ему прямо об этом сказал. Но у него умелей подход к простакам, и эго поможет ему поймать кое-кого на удочку, Алекс подблагодарил Лена Кингсвуда за информацию Он отнюдь не был намерен подражать тактике Хейворда...

Гул голосов за столом стих. Подождав, пока запоздавшие рассядутся, Джером Паттерчон, сидевший ьо главе стола, постучал молоточком и объявил:

— Джентльмены, прошу внимания!

Сегодня был как бы бенефис Патгертона, весьма необычный для него в последнее время. Ему уже было ча шестьдесят, приближалась пора отставки и, надо сказать, вел он себя более чем скромно, а его титул вице- президента был больше декоративным. Мнение Алекса Вандервоорта о Паттертоне как вице-президенте можно было бы сформулировать следующими словами: человек с исключительными способностями, пропадающими втуне.

Как и следовало ожидать, Джером Паттертон начал свое выступление с бюллетеня о состоянии здоровья Бена Россели. После чего перешел к делу:

— Большинсгво из вас, джентльмены, в курсе того ритуала, который мы должны совершить сегодня.

Роско Хейворд и Алекс Вандервоорт выступят с обращением к Совету, затем оба покинут заседание; их кандидатуры будут обсуждаться заочно.

Опять-таки в соответствии с установившейся традицией первое слово было предоставлено Роско Хейворду, на что Алекс заметил:

— Ну что ж! За мной последнее слово... Раздался легкий смех, несколько растопивший лед.

Роско Хейворд улыбнулся вместе со всеми и, встав, обратился к присутствующим:

— Большое спасибо за предоставленное мне слово, господин председатель и уважаемые члены Совета! Сегодня у нас закрытое заседание. Оно не будет освещено в прессе, оно также не будет доведено до сведения акционеров, и я могу быть полностью откровенен. Свою первейшую задачу, как и задачу этого Совета, я вижу во всемерном приумножении прибыли ПКА. Я подчеркиваю; именно прибыли, джентльмены. Ибо она—наша цель номер один!

Хейворд быстро заглянул в текст и продолжал:

— Позвольте мне остановиться на этом более подробно. Я вижу, что слишком многое в банковском деле и в бизнесе вообще за последнее время оказывается под влиянием всевозможных общественных проблем и противоречий, характерных для нашей эпохи. Как банкир, я думаю, что это—зло. Позвольте мне подчеркнуть, что я ни в коей мере не пытаюсь уменьшить значение общественного сознания индивидуума: я надеюсь, что и мое общественное сознание развито в достаточной степени. Я согласен, что все мы обязаны время от времени ревизовать шкалу личностных ценностей, чтобы привести их в соответствие с новыми идеями. Благодаря этому мы сможем внести весомую лепту в общее дело. Но это, так сказать, в личном плане. Корпоративная политика— нечто иное. Она не должна зависеть от модных поветрий и общественных проблем. Если же кое-кто считает, что бизнес может подчиняться политическому и социальному давлению, то я скажу прямо: это гибельно для свободного предпринимательства в Америке и опасно для нашего банка. Это чревато сдачей позиций, задержкой роста и сокращением прибылей. Иными словами, нам надо научиться пренебрегать социально-политическими проблемами; это—не наша забота. Разумеется, я не говорю о тех случаях, когда речь идет о финансовых интересах наших клиентов...

Здесь докладчик улыбнулся, как бы разбавляя яд своих слов:

— Я, конечно, понимаю, что будь эти слова высказаны на публике, они прозвучали бы отталкивающе. Но в кругу своих, где принимаются реальные решения, где делается политика бизнеса, я могу быть откровенным.

Многие собравшиеся одобрительно закивали, а один даже с энтузиазмом стукнул кулаком по столу.

Алекс Вандервоорт подумал: «Итак, Хейворд решил бросить ему перчатку прямо в лицо и идет на открытый конфликт не только с ним, но и с убеждениями Бена Россели».

Впрочем, с одним заявлением Хейворда Алекс был полностью согласен. А именно, с его словами, что здесь формируется реальная политика. Покуда акционеры и общественность получают розовую картину банковской стратегии из элегантно составленных годовых отчетов, за закрытой дверью зала заседаний истинные ее цели обсуждаются в самых бескомпромиссных выражениях.

— Я бы хотел провести параллель,—продолжал объяснять свою точку зрения Хейворд, — между моими словами и тем, что произошло в церкви, которую я усердно посещаю. В шестидесятые годы наша церковь тратила много денег, времени и сил на общественные проблемы, особенно на борьбу за равенство черных. Частично это шло за счет давления извне, но многие члены конгрегации считали, что это было как раз «то самое», что нужно и важно. Однако не так давно нам удалось установить контроль над вредными влияниями, и мы высказались против деятельности, не соответствующей духу церкви. Мы потребовали возвращения к истинно религиозным целям. Мы умножили число общественных церемоний, и основная задача нашей церкви, как мы ее видим, сегодня выполняется. Что же до всевозможных общественных акций, то мы оставляем это поле деятельности государству и организациям, которым надлежит этим заниматься...

— Я говорил о прибыли, как о нашей главной цели,— продолжал Роско Хейворд.— Однако я знаю, что найдутся и несогласные с этой установкой. Они скажут, что погоня за прибылью—это близорукая, эгоистичная и неправедная цель, не имеющая благородного общественного резонанса.

Здесь докладчик снисходительно улыбнулся,

— Вы, джентльмены, не хуже меня знаете, какие аргументы выдвигаются в этих случаях... Как банкир, я совершенно не согласен с ними. Стремление к прибыли — не близорукость. И когда дело касается банка вообще, то общественная ценность прибыли чрезвычайно высока. Позвольте мне пояснить это. Все банки измеряют прибыль увеличением дивиденда, получаемого от акции. Это—объект общественного внимания. Он тщательно изучается владельцами акций, вкладчиками и деловым миром как внутри страны, так и на международном рынке. Рост или падение банковских прибылей рассматривается как сила или слабость банка. Когда стоимость акций растет, банку доверяют. Но что произойдет, если в любом, даже самом большом, банке начнут падать акции? Общее волнение, переходящее в беспокойство, в панику, после чего вкладчики тут же начнут забирать вклады, а акционеры—свои инвестиции. Да так, что акции резко покатятся вниз, и банк окажется под смертельной угрозой.

Короче говоря, настанет общественный кризис весьма печального свойства...

Роско Хейворд снял очки, протер их белым платком и продолжал:

— И пусть никто даже не пытается мне доказать, что такое не может произойти! Так было до депрессии, которая началась в двадцать девятом году. И несмотря на то, что нынче банки значительно сильней, такие катаклизмы могут иметь место! Вот почему банк наш должен быть начеку и задача его—делать деньги. Как для себя, так и для держателей его акций.

По залу вновь прокатился гул одобрения. Хейворд перевернул следующую страницу текста.

— А как нам удается получать максимальную прибыль? Я покажу вам сначала, как нам никогда не удастся ее получить. Нас ждет провал, если мы займемся всевозможными проектами, которые, при всем их благородстве, либо финансово порочны, либо обрекают банковские фонды на низкие прибыли и на очень долгий период. Я, в частности, имею в виду финансирование малодоходных жилых домов. Не думаю также, что нам, банкирам, следует вмешиваться в сомнительные предприятия, связанные с защитой окружающей среды.

Это совсем не наше дело судить, как клиенты ведут свои дела в условиях окружающей среды. Всех нас должно интересовать только одно: чтобы эти дела отличались добрым финансовым здоровьем. Короче говоря, прибыль ускользнет от нас, если мы вознамеримся стать няньками, судьями или тюремщиками наших клиентов.

Разумеется, время от времени мы должны поднимать свой голос в пользу благородных общественных целей. Это касается и жилищного строительства, и таких гражданских проблем, как улучшение окружающей среды, развитие энергетики и тому подобное. Как-никак наш банк обладает достаточным влиянием и престижем, который мы можем использовать без всяких финансовых потерь. Мы даже можем выделить на общественные нужды некие символические суммы! Ну, а наш отдел связи с прессой сделает все, чтобы этот вклад стал хорошо известен... Более того,—Хейворд усмехнулся,— значение этого вклада не грех малость и преувеличить. Но для получения максимальных прибылей мы должны вкладывать наши средства в плодоносные отрасли... Алекс Вандервоорт подумал, что, при всей уязвимости речи Хейворда, никто потом не сможет сказать, чгд он недостаточно точно изложил свою точку зргния. В определенном смысле его откровения были честным изложением взглядов. Вместе с тем, в них был весьма циничный и хитрый расчет.

— Увы,—воскликнул Хейворд,—я считаю, что Первый Коммерческий Американский банк в настоящее время не располагает достаточными фондами, чтобы предоставить крупные и выгодные кредиты промышленности! И мы должны разработать программу увеличения таких кредитов...

Это был знакомый мотив в устах Роско Хейворда. Алекс Вандервоорт и Бен Россели неоднократно спорили с ним по этому поводу в прошлом. Аргументы, выдвигавшиеся Хейвордом, были не новы, хотя приводил он их весьма убедительно, с цифрами и схемами. Алекс видел, что это и сегодня производило на собравшихся сильное впечатление...

Хейворд говорил еще минут тридцать, развивая свои идеи, и закончил тем, что он сам квалифицировал как обращение к разуму:

— На сегодняшний день в банковском деле прагматическое руководство нужно, как воздух. Такое рук >- водство не будет тратить деньги во имя сомнительных целей под звуки фанфар так называемого общественного мнения. Как банкиры, мы должны уметь говорить «нет», когда наша финансовая точка зрения негативна, и «да», если мы предвидим крупную прибыль. Мы не должны завоевывать дешевую популярность за счет держателей наших акций! Хейворд сел под аплодисменты присутствовавших.

— Господин председатель,—Леонард Кингсвуд поднял руку.—У меня есть несколько вопросов к докладчику. Я не во всем с ним согласен...

Сидевший на другом конце стола достопочтенный Гарольд Остин быстро вставил:

— Прошу запротоколировать, господин председатель: у меня, например, нет вопросов, и я полностью согласен с мнением Хейворда!

Раздался смех. Но вмешался Филипп Иохансон:

— Я полностью разделяю точку зрения Гарольда, я убежден, что нам давно пора занять более жесткую позицию!

— Мы—тоже!—воскликнули сразу несколько человек,

— Джентльмены, джентльмены!—Джером Паттертон, постучал молоточком.—Мы завершили только часть дела. Я дам вам время для дискуссии несколько позже. Что касается разногласий, то я предлагаю обсудить их во время этой дискуссии, когда Роско и Алекс уйдут, А теперь нам надо выслушать еще и Алекса...

— Большинство из вас хорошо меня знают и как человека, и как банкира,—начал Алекс.—Вам также известно, что, как банкир, я совсем не мягкотелый, если такое слово уместно. Доказательств тому существует немало. Что же касается банковского дела, как, впрочем, и любого другого бизнеса, то когда вы имеете дело с прибылью, то всегда действуете с позиции силы...

— Я рад, что Роско поднял этот вопрос, потому что это дает мне возможность заявить о моих убеждениях и о моей вере в прибыль...

Кто-то недоверчиво хмыкнул.

— Я тоже полностью согласен,—продолжал Алекс,— с тем, что нам необходимо кардинально улучшить положение дел на этом фронте. Подробней я остановлюсь на этом вопросе чуть позже, а сейчас позвольте вернуться к вопросу об убеждениях.

Разрешите заметить, что цивилизация в это десятилетие развивается более разумно, целесообразно и быстро, чем в любое другое время с возникновения промышленной революции. Хотим мы того или нет, все это является социальной революцией сознания и поведения.

Кое-кому эта революция не нравится. Мне нравится.

Но как бы там ни было, этот фактор существует отныне и навеки...

Он подумал, стоило ли ему открыто бросать вызов Хейворду, и решил, что стоило.

— Роско говорил здесь о своей церкви. Он рассказал нам о консерваторах, которые настаивают на политике невмешательства в общественную жизнь. Ну что ж, я твердо убежден в том, что Роско и его единомышленники—ретрограды. Их философию нельзя назвать ни разумной христианской, ни разумной прагматической...

Хейворд, подскочив, возмущенно воскликнул:

— Это крайне некорректный личный выпад, не говоря уже о том, что это извращение моих слов! Алекс спокойно ответил:

— И то, и другое — неправда.

Гарольд Остин постучал по столу костяшками пальцев:

— Господин председатель! Не будем переходить на личности...

— Роско привел свою церковь в качестве примера,— примирительно сказал Алекс,—и я просто комментирую этот пример.

— Я бы на вашем месте этого не делал,—резко сказал Филипп Иохансон.—Иначе мы начнем судить и о вас по некоторым примерам... И боюсь, что тогда весы склонятся в пользу Роско и его церкви!

Алекс покраснел:

— Позвольте спросить, что вы имеете в виду? Иохансон передернул плечами:

— Насколько мне известно, вы проводите свободное время с одной дамой, пока ваша законная жена лежит в безнадежном состоянии в психиатрической клинике. А дама эта—активистка крайне левого толка... Не потому ли вы так ратуете за вмешательство в дела общества?

Джером Паттертон громко застучал молотком:

— Достаточно, джентльмены! Я настаиваю на том, чтобы прекратились всякие личные выпады.

Иохансон довольно улыбнулся: он все-таки успел сказать свое слово.

Алекс Вандервоорт хотел сделать энергичное замечание, что его личная жизнь—это его собственное дело, но решил промолчать. Не сейчас. Он понимал, что допустил серьезную ошибку, проведя анализ с церковью Хейворда.

— В таком случае,—сказал он,—позвольте мне возвратиться к моим исходным положениям. Каким образом мы, банкиры, можем позволить себе закрывать глаза на бурно изменяющуюся действительность? Это все равно, что стоять на палубе в шторм и делать вид, будто ветра не существует в природе!...

Занимая жесткие и исключительно прагматические финансовые позиции, мы далеко не уйдем. Все сидящие за этим столом знают из личного опыта—успех в бизнесе достигается не игнорированием движения, а, скорее, наоборот—предвосхищением событий и быстрой реакцией на них!

В нашей стране — четырнадцать тысяч банков с огромными кредитными возможностями. Да, когда речь идет о займах для промышленности, мы должны отдавать себе отчет в том, что сюда входит вопрос и об ответственности с нашей стороны. Да, предоставляя займ кому-либо, мы должны тщательно оценивать должников и с общественной точки зрения. Если мы даем деньги заводу, мы должны знать, будет ли он загрязнять воздух? Будет ли новый продукт достаточно безопасен дли людей? Насколько честна рекламная кампания какой-нибудь фирмы? Если стоит выбор между компаниями «А» и «Б», мы должны одалживать деньги той, что в меньшей степени запятнана. И так далее...

Он оглядел стол, пытаясь встретиться со взглядом каждого директора.

— Согласен, что подобные проблемы не возникали раньше с такой остротой. Но факт налицо! Они все больше становятся частью мудрого и трезвого отношения к бизнесу, и я думаю, что ПКА должен плыть в их фарватере. Ибо в любом учреждении мудрость и трезвость могут приносить большие дивиденды, а в банкоа-ком деле—особенно. Не менее важным является и го, что лучше сделать это сейчас, самим и по собственной воле, не дожидаясь, пока нас заставит это сделать неумолимое время... Я верю, как верит и Бен Россели, что мы должны принимать деятельное участие в улучшении жизни нашего города и нашего штата. А самой непосредственной и большой помощью и участием может быть наше активное финансирование строительства жилых домов с дешевыми квартирами — то, что мы уже сделали в какой- то степени на ранней стадии строительства «Форум Ист». И я считаю, что со временем наш вклад должен быть увеличен... Почти в самом конце своего выступления Алекс сказал:

— Вместе с тем, я подчеркиваю, что отношения нашего банка с промышленностью должны оставаться самыми близкими. Займы, выделяемые бизнесу, будут опорой нашей деятельности, но не единственной. И совсем не обязательно, на мой взгляд, чтобы они были крупнейшими по своим размерам. По-моему, мы не должны увлекаться гигантоманией, ибо тогда преуменьшается значение малых счетов и малых займов. А ведь за ними стоят люди, граждане нашей страны, народ...

Как и после доклада Хейворда, собравшиеся поаплодировали Алексу. Правда, в основном это были вежливые, дежурные рукоплескания. Он понимал, что каков будет выбор между ним и Хейвордом, пока еще трудно предсказать, хотя мнения, пожалуй, разделились.

— Спасибо, Алекс!—сказал Джером Паттертон и оглядел стол.— Если есть вопросы, джентльмены, задавайте их...

Примерно через полчаса Роско Хейворд и Алекс Вандервоорт вместе покинули зал заседания. Они пошли к себе, чтобы в тиши кабинетов дождаться решения Совета.

Директора проспорили до конца утреннего заседания, но к заключению так и не пришли. Было решено сделать перерыв и пообедать. Оживленные споры продолжались даже за обедом, когда неожиданно в зал вошел официант и протянул Джерому Паттертону поднос, на котором лежал сложенный вдвое листок бумаы.

Вице-президент взял листок, развернул его и прочел. Затем Паттертон встал, подождал, пока стихнет разговор, и объявил:

— Джентльмены! — голос его слегка дрожал.— С глубоким прискорбием я должен известить вас, что наш дорогой, горячо любимый всеми президент Бен Россели скончался десять минут тому назад...

На этом со всеобщего согласия и без дальнейшей дискуссии Совет прервал свою работу.

*

Смерть Бена Россели привлекла внимание международной прессы, и многие газетчики воспели ее на мотив «Гибели богов». Похороны состоялись в среду второй педели декабря. Семейство Дорси приехало на похороны вместе с Марго и Алексом. Все четверо часто встречались, и не только потому, что Эдвина и Марго были двоюродными сестрами, но и по той причине, что им было приятно находиться в компании друг друга. Луис Дорси, глядя поверх очков на телевизионных операторов и фотокорреспондентов, заметил:

— Все это, конечно, очень грустно и угнетающе, но я должен сказать вам, что газетные статьи об этом событии ударят по акциям ПКА с еще большей силой...

Алекс мрачно кивнул в знак согласия. Как и Луис, он знал, что акции Первого Коммерческого на бирже уже упали на пять с половиной пунктов с тех пор, как стало известно о болезни Бена. Марго, не упускавшая случая поддразнить Луиса, спросила:

— А что бы вы хотели написать в банковском «Бюллетене Дорси» в связи с похоронами?

— Я бы с удовольствием выпустил номер под названием «Прощальный». А заголовок передовой был бы такой: «Похороните доллар США вместе со мной! И вы об этом не пожалеете: он все равно мертв»... Ну, а затем,— продолжал Луис,—я бы призвал Америку учредить новую денежную единицу, которая заменила бы доллар, и предложил бы назвать ее «Луидорси США»... Марго спросила:

— А чего вы хотите в идеале?

— Я хочу, чтобы все, наконец, посмотрели правде в глаза: Америка погубила не только свою собственную, но и мировую денежную систему из-за своей неразумной политики, жадности и долгов. Я бы хотел, чтобы все, наконец, поняли, что банкротству подвержены целые нации, не только отдельные концерны. Я хочу, чтобы все осознали, что Соединенные Штаты находятся на грани банкротства. Видит бог, уже есть все признаки этого. Падение валют—дело не новое. Наш век полон примеров. Правительство заболевает сифилисом инфляции, без конца печатая деньги, не имеющие обеспечения золотом или другими активами. Последние пятнадцать лет Соединенные Штаты занимались именно этим...

— Вы правы! Сегодня в хождении больше долларов, чем это необходимо,—признал Алекс.—И даже люди с куриными мозгами в этом уже не сомневаются...

Луис кисло кивнул;

— Кроме того,—продолжал он,—слишком много долгов. Их так много, что они никогда не будут оплачены! Американское правительство тратило миллиарды долларов безумно и отчаянно, а затем прибегало к печатному станку, чтобы наляпать еще бумажек и увеличить инфляцию... И многие следовали его примеру. — Луис показал на груды венков, колыхавшихся в траурном кортеже.—Банкиры вроде Бена Россели способствовали нагромождению долгов на долги...Да и ты, Алекс, со своими кредитными карточками и так называемыми «легкими» займами. И когда только люди поймут, что нет на свете «легких» долгов? Истинно говорю тебе, американцы утеряли то, что некогда имели; финансовую разумность и трезвость ума.

Марго улыбнулась:

— Знакомый почерк бюллетеня!

— Нет, это не почерк бюллетеня. Это—глас вопиющего в пустыне!..

— Хватит вам спорить!—вмешалась Эдвина. Но Луис не унимался и продолжал:

— Для большинства нет никаких надежд, денежная игра сделана: часы показывают пять минут первого. Алекс молча глядел в ветровое стекло... Иногда, думал он, Луис слишком театрален и категоричен в своих предсказаниях, хотя в его суждениях всегда заметно рациональное зерно, И что касается финансового краха, который ждал их впереди... Луис вполне мог оказаться прав. Случись он,—это будет один из самых страшных крахов в истории. Кстати, Дорси в своих предсказаниях отнюдь не одинок. Многие финансовые ученые мужи разделяли его точку зрения, несмотря на то, что она была крайне не по вкусу официальным кругам...

Повернувшись к Луису, он спросил:

— Ну, а вот, учитывая вашу концепцию о неизбежном крахе и подразумевая, что вы сами—вкладчик, в какой банк вы вложили бы свои средства?

Луис ответил не колеблясь:

— В большой! Когда крах настанет, маленькие банки лопнут первыми. Так было в двадцатые годы: они полетели, как сбитые кегли. И это произойдет еще раз, потому что у маленьких банков нет достаточного количества наличных, чтобы спастись в случае набега клиентов, отзывающих вклады... Но эти банки не останутся в одиночестве. Вместе с ними полетят в тартарары некоторые большие банки, даже те, у которых миллионы долларов вложены в промышленность. Машина замедлила ход и остановилась. Они подъехали к кладбищу, въехали на главную аллею. Выйдя из машины, Марго взяла Алекса под руку, и они влились в общий грустный поток процессии, медленно следовавшей за Беном Россели...

*

Роско Хейворд и Алекс Вандервоорт не пришли на заседание Совета,, который собрался вновь после смерти Россели. Оба они ждали в своих кабинетах, пока их позовут в зал и объявят результаты голосования. Их вызвали перед обедом. В зал заседаний был также приглашен вице-президент банка по связи с общественностью и прессой—Дик Френч, который должен был передать газетам и радио информацию о вновь назначенном президенте ПК.А. Дик Френч уже заранее заготовил два объявления; к ним были приложены фотографии; заголовки над каждым текстом сообщали:

«Роско Д. Хейворд назначен президентом Первого Коммерческого Американского банка».

«Алекс Вандервоорт назначен президентом Первого Коммерческого Американского банка»...

Конверты были уже надписаны, наготове были и рассыльные. Результаты следовало немедленно передать телеграфным агентствам, газетам, телевизионным станциям и радиокомпаниям; еще несколько сот конвертов уйдут экстренной почтой сегодня же вечером.

Хейворд и Алекс вместе вошли в зал. Они сели на свои обычные места. Вице-президент по связи с общественностью и прессой подошел к председателю собрания Джерому Паттертону. Честь объявить результаты голосования была оказана старейшему члену Совета директоров достопочтенному Гарольду Остину.

— Джером Паттертон,—торжественно объявил он,— до настоящего момента бывший вице-президентом, будет президентом Первого Коммерческого Американского банка с этой минуты!

Выражение лица у вновь испеченного президента было несколько растерянным...

*

В тот же день Джером Паттертон приватно беседовал с Хейвордом и Вандервоортом.

— Меня назначили как бы временным папой на промежуточный период,—сообщил он им.—Я, как вы знаете, не добивался этого назначения и не хотел его. Вы знаете так же, как и все, что осталось тринадцать месяцев до того, как я уйду в отставку. Но Совет не пришел ни к какому соглашению по поводу вас, теперь у него будет время посмотреть на вашу работу, чтобы прийти к определенному заключению... Тем временем я намерен сделать все, что в моих силах, и мне нужна ваша помощь. Ведь в конечном счеге, чем больше вы будете помогать мне, тем больше у каждого из вас будет шансов на продвижение. Так что обещаю вам интересный годик!

*

Первая ласточка грядущих неприятностей появилась па горизонте в середине января. Это был фельегон в колонке местной хроники и, конечно же, под рубрикой «Подслушано одним ухом».

Фельетнист истекал ядом.

«...Сибиллы в городских «шанхаях» предсказывают скорое и существенное сокращение капиталовложений в «Форум Ист»... «Слышь,— шепчут соседи друг дружке,—говорят, у них нет денег на это полезнейшее дело. А у кого они нынче есть?..»

Фельетончик поначалу ускользнул от внимания Алекса, но в понедельник утром, очерченный красным карандашом заботливой рукой секретарши, он красовался на его столе среди деловых бумаг.

После обеда позвонила Эдвина и спросила, ознакомился ли он с этой сплетней и что, по его мнению, за ней крылось. Беспокойство Эдвипы было вполне оправдано: уже на дебюте программы «Форум Ист» ее отделение переводило деньги для оплаты первоначальных взносов, амортизационных окислений в вообще вело всю бухгалтерию. На сегодняшний день «Форум Ист» стал важнейшим участком работы целого банковского отделения.

— Дыма без огня не бывает!—волновалась Эдвина.— И, думается, я имею право быть в курсе всяких изменений...

— Насколько я знаю,—заверил Алекс,—пока ничего не изменилось!

Увы, через два-три дня и он забеспокоился, прочитав на этот раз уже проблемную статью, посвященную программе «Форум Ист». Да не в каком-нибудь скандальном капустном листке, а в солидной дневной газете — «Тайме Рэджистер».

В статье говорилось:

«Растет беспокойство о судьбе замечательного проекта, и слухи категоричны: финансирование вот-вот драматически сократят либо вовсе аннулируют.

Проект ставил своей долгосрочной задачей полную оздоровительную реконструкцию городских окраин.

Им занимался консорциум различных предпринимателей под эгидой ПКА.

Официальный представитель Первого Коммерческого дал сегодня понять, что банку известно о слухах, но отказался их прокомментировать «до особого распоряжения»...

По программе «Форум Ист» некоторые городские кварталы частично уже перестроены или модернизированы. Закончен один жилой комплекс с низкой квартплатой. Строительство другого такого комплекса пока в полном разгаре»... Алекс прочитал статью дома, за завтраком. Прибыв в банк, он тотчас вызвал Дика Френча. Вице-президент по связи с прессой и общественностью, в прошлом сам финансовый репортер, был человеком неудобным. Он резал правду-матку прямо в глаза, но свой отдел вел безукоризненно и с огромным знанием дела.

— Прежде всего,— потребовал Алекс,— я хотел бы знать, кто этот «официальный представитель»?

— Я!—бухнул Френч.—Кто же еще? И я скажу вам, не тая, что меня чуть не стошнило, когда я встречался об этом самом «до особбго распоряжения»... Брр... Но, видите ли, мистер Пэгтертон соизволил так выразиться и мне велел... А больше, мол, ни гу-гу!

— Ну, хорошо, допустим. Но что все-таки кроется за этим «ни гу-гу»?..

— Спросите что-нибудь полегче, Алекс... Только я вам скажу: какой-то клей варится. Уж не знаю, какой, но чем окорен мы выложим карты на сюл, тем лучше. Уж вы мне поверьте!

Алекс чуть не поперхнулся от ярости:

— Но со мной-то могли проконсультироваться, по крайней мере?

Глава пресс-отдела был изумлен:

— Слушайте, мне и в голову не пришло, что вы ни о чем не знали!.. Когда я звонил вчера Паттертону, я явственно слышал там голос Роско. Вот и я предположил, что и вы там были.

— В следующий раз,—сухо сказал Алекс,—не предполагайте, а старайтесь убедиться... Вы свободны, Дик. Пока...

Проводив Френча, Алекс позвонил в приемную, чтобы узнать, у себя ли Паттертон. Секретарша сказала, что президент банка отсутствует, но скоро будет и примет Вандервоорта ровно в одиннадцать. Алекс мысленно выругался и вернулся к своей переписке...

Без двух минут одиннадцать он миновал устланный роскошным ковром коридор, ведший к приемной Паттертона... Холодный зимний свет заливал просторное помещение президентского кабинета. Сам президент восседал за большущим письменным столом. Взор его был устремлен на газету. Алекс тотчас узнал номер со злополучной статьей...

Рядышком на диване, примостился Роско Хейворд.

Все трое обменялись приветствиями после чего Паттертон возвестил:

— Я попросил Роско остаться, ибо предчувствовал содержание нашей беседы.— Палец президента уткнулся в статью.— Конечно же, вы уже прочитали это...

— И не только прочитал, но даже вызывал Френча на ковер. Он сказал, что вы с Роско еще вчера обговорили все для печати... И мой первый вопрос к вам такой: почему, хотел бы я знать, меня не проинформировали? А ведь я к программе «Форум Ист» имею такое же касательство, как и вы оба...

— Да, да, Алекс!—с чувством сказал Паттергон, скрывая смущение.—Вас, разумеется, должны были проинформировать... Но дело, знаете, в чем? Вот уж не догадаетесь! Мы буквально опешили, когда поняли, что произошла утечка... Это было видно по газетчикам, которые звонили.

— Утечка чего, бог мой? — спросил Вандервоорт. Хейворд ответил за Пагтертона:

— Ну. скажем так, утечка информации о предложении, которое я собираюсь сделать комиссии по денежной политике в следующую пятницу. Я хочу предложить сокращение теперешних банковских обязательств по отношению к «Форум Ист» на пятьдесят процентов...

На фоне всего услышанного ранее такое подтверждение слухов для Алекса не было неожиданностью.

Удивлен он был кардинальной сменой курса. Он обратился к Паттертону:

— Послушайте, Джером, должен ли я так понимать, что вы потворствуете этому невероятному безумию?

На щеках Паттертона разлился легкий румянец.

— Это и так, и не так, Алекс... Окончательно я выскажусь в понедельник. Правда, Роско ходит за мной по пятам, стараясь заранее склонить меня на свою сторону...

— Это правда,—без обиняков подтвердил Хейворд.— Вполне законная тактика. И не вынуждайте меня напоминать вам, что во множестве случаев вы сами подсказывали Бену на ушко ваши идеи, не дожидаясь заседания комиссии...

— Если и так,—сказал Алекс,—то эти идеи были куда благоразумней вашей.

— Это вы так думаете!

— Не только. У моих идей находилось много сторонников.

— Мое непреклонное мнение,— невозмутимо сказал Хейворд,—заключается в том, что деньги банка надо вкладывать в более выгодные объекты... Кстати, Джером, все эти слухи могут сыграть нам на руку в гом случае, если мое предложение пройдет. Шок будет не таким неожиданным...

— Ах, вот как?—сказал Алекс.—А может быть, это вы сами и распустили слухи?

— Вот уж нет, уверяю вас!

— Тогда как же объяснить их появление?

Хейворд пожал плечами:

— Как угодно! Откуда я знаю? Совпадения... Случайности...

«Совпадения?—подумал Алекс.—Или кто-то, близкий к Хейворду, спел под его дудку? Да. Им мог быть достопочтенный Гарольд. Глава рекламного агентства все время терся в газетных кругах. Хотя, впрочем, с точностью теперь этого уже никогда не узнаешь...»

Паттертон поднял морщинистую руку:

— Призываю вас обоих поберечь свой дискуссионный пыл до понедельника. Тогда обо всем и поговорим...

*

— Зачем дурачить самих себя?—настаивав Вандервоорт.—Нам надо решить, какая прибыль разумна и какая нет...

— Ну, ну, Алекс,—снисходительно улыбнулся Хейворд,—лично я всегда считал, что любая прибыль хороша.

— И я тоже,—поддержал Строэн—Хотя в некоторых случаях погоня за сверхприбылью выглядит нескромно и чревата опасностями. Все сразу же начинают болтать! А ведь в конце бюджетного года мы обязаны давать цифры...

— И это еще одна из причин,—добавил Алекс, -в силу которой мы должны следить за равновесием прибыли и оказываемых обществу услуг.

— Прибыль,—напыщенно сказал Роско,—это и есть главная услуга, которую мы оказываем держателям наших акций. Именно такое служение обществу я выдвигаю па первый план.

Кроме Роско Хейворда, в комиссию по финансовой политике банка входили Алекс и два других вице- президента—Строэн и Орвил Янг. Комиссия решала вопросы использования денежных фондов банка. Она рассматривала наиболее важные дела, требующие дальнейшего утверждения Советом директоров, хотя еще не было случая, чтобы он отменил решение комиссии. Суммы, которые обсуждала комиссия, были за редким исключением ниже многих десятков миллионов долларов.

Президент банка иногда присутствовал на заседаниях комиссии, но включался в ее работу только тогда, когда количество голосов, поданных за то или иное предложение, делилось поровну. Джером Паттертон, хо1Я и председательствовал на сегодняшнем заседании, но в дискуссию не вмешивался. На обсуждении стояло предложение Роско Хейворда о резком сокращении финансирования проекта «Форум Ист». Первый Коммерческий Американский банк в ближайшее время собирался вложить в осуществление проекта пятьдесят миллионов долларов Однако Хейворд предложил сократить эту сумму ровно вполовину.

Он сказал так:

— Мы, ясное дело, постараемся дать понять всем заинтересованным лицам, что не намерены выходить из консорциума «Форум Ист». Мы останемся верны нашим обязательствам. И проект не будет приостановлен. Правда, работы будут производиться медленнее, чем это прежде планировалось...

— Нельзя подходить так к этому проекту,—возразил Алекс.—Мы и без того уже застопорили работы. Дальнейшая задержка приведет к весьма пагубным последствиям. Причем, я тоже рассматриваю этот вопрос только с точки зрения банковских перспектив...

Как и в любом другом крупном банке, реальная власть в Первом Коммерческом не всегда соответствовала иерархической лестнице этого учреждения. Влияние того или иного ведущего сотрудника скорее отражалось в малозаметных и, казалось бы, побочных факторах: в сложных отношениях с отделами и другими сотрудниками банка. Таким образом, схватка интересов велась не лицом к лицу, а где-то на черных ходах. Борьба же за власть между Алексом Вандервоортом и Роско Хейвордом была, конечно, у всех на виду. Видимо, поэтому ответственные сотрудники банка открыто делали ставку на того из них, с кем они связывали свои личные надежды на будущее.

Алекс продолжал:

— Наша прибыль в прошлом году подскочила до тринадцати процентов. Это чертовски хороший бизнес, как все вы понимаете. В этом году перспективы еще лучше. Нужно ли выкладываться в погоне за сверхприбылью?

Орвил Янг, казначей банка, заметил:

— А почему бы и нет?

— Я уже раньше говорил,— резко возразил ему Строэн,— что это недальновидно.

— Позвольте напомнить вам всем, — убеждал Алекс,— что в банковском деле не так уж трудно получать большие прибыли. И если банк их не получает, то это значит, что он управляется простачками. Пока игра идет в нашу пользу. А вот отказа поддержать город нам не простят.

— И все-таки я не могу понять, какая тут связь. Ведь оставаясь органической частью проекта «Форум Ист», мы тем самым поддерживаем его деятельность,—сказал Роско Хейворд.—Даже сократив финансирование наполовину, мы все равно вливаем жизненную силу в эго предприятие...

— Черта с два, жизненную!—воскликнул Алекс.— Капля в море. Честно говоря, это весьма характерно для наших банков вообще. Когда дело касается вкладов в общественные мероприятия, банки повеситься готовы! Скажем прямо, банковское финансирование жилищного строительства по всем Соединенным Штатам Америки стоит на позорно низком уровне. Зачем морочить головы самим себе? В течение многих лет банки игнорировали общественные проблемы. Вот и сейчас мы стараемся отделаться от них чисто символическим, минимальным участием.—Алекс нетерпеливо хлопнул ладонью по столу.— И поэтому я считаю, что нам совсем не повредит взять на себя общественные функции, даже если прибыль от этого будет ниже, чем от вклада в более выгодные дела. И именно поэтому я возражаю против позорного бегства из проекта «Форум Ист».

— Я тоже—«за» и еще по одной причине,—добавил Том Строэн.— В Конгрессе и так уже идет разговор. Кое-кто из конгрессменов высказывается за необходимость принятия закона, подобного тому, что был принят в Мексике. Закон этот требует выделения определенного количества банковских прибылей для финансирования низкоприбыльного жилищного строительства.

Хейворд фыркнул:

— Этого мы никогда не допустим! Банковское лобби в Вашингтоне мощнее, чем любое другое.

Том Строэн, главный экономист банка, покачал головой:

— Я бы на эту лошадь не ставил.

— Том!—горячо проговорил Роско Хейворд.—Я даю вам слово, что через год мы вернемся к этому вопросу. И тогда мы последуем вашим советам и снова усилим кредитование «Форум Ист». Но только не в этом году. Лично я хочу, чтобы этот год стал пиковым годом по прибыли.— Он остановил свой взгляд на президенте, который до сих пор молчал.—Мне кажется, что моя точка зрения совпадает с точкой зрения Джерома.

Только сейчас Алекс разгадал стратегию Хейворда. Если этот год принесет исключительную прибыль, то Джером Паттертон, как президент, превратится в своеобразного героя в глазах акционеров и директоров. Ведь Паттертону как раз и осталось работать всего лишь год, чтобы увенчать свою довольно-таки посредственную карьеру финансиста... Стало быть, в отставку он уйдет, находясь в зените славы. Ну, а поскольку Паттертону ничто человеческое не было чуждо, то можно было смело рассчитывать, что перспектива такого ухода со сцены ему понравится.

Дальнейший ход сценария прост. Благородный Джером Паттертон обратит свой взор к Роско Хейворду и с милой улыбкой выдвинет его на пост президента. Ну, а так как год будет прибыльным, то и Паттертон не останется в накладе.

Это была тонко продуманная, заранее спланированная тактика, и, несомненно, Алексу придется трудно.

— Да, кстати, есть одна приятная новость, о которой я еще не успел сказать,—заявил Хейворд.—Даже вам, Джером! Она может кардинально повлиять на решение проблемы, которую мы сегодня обсуждаем... Все с любопытством взглянули на Хейворда.

— Я надеюсь,— продолжал он,— что нам будет оказана большая честь, и мы сможем установить теснейший деловой контакт с корпорацией «Супранэйшнл». Вот почему я хотел бы зарезервировать мощные фонды до выяснения наших отношений с этой корпорацией.

— Вот это номер!—с энтузиазмом воскликнул Орвил Янг,

Даже Том Строэн одобрительно кивнул.

Компания «Супранэйшнл» или, как ее сокращенно называли «Сунатко», была известна во всем мире. Это был крупнейший международный концерн-гигант, наподобие «Дженерал Моторс». Наравне с другими крупнейшими концернами, «Сунатко» контролировала или владела дюжинами других компаний. Щупальца ее проникали во многие правительства во всем мире и, пожалуй, ни один промышленный комплекс за всю историю капитала не обладал подобным политическим могуществом .. Недаром поговаривали, что у «Сунатко» больше власти, чем у лидеров некоторых суверенных государств.

До сих пор финансовые дела «Сунатко» велись в Соединенных Штатах так называемой «Большой тройкой. То были «Бэнк оф Америка», «Ферст Нэшнл Сити-бэнк» и «Чейз Манхэттэн бэнк». Вклиниться в это славное трио означало для Первого Коммерческого невероятней успех, фантастическое повышение в престиже и авторитете.

— Это—ослепительная перспектива, Роско!—проговорил Паттертон.

— Надеюсь, что я буду более осведомлен к следующему нашему заседанию,—сказал Хейворд.—Похоже на то, что «Супранэйшнл» захочет открыть у нас очень солидный кредит...

Том Строэн, тем не менее, напомнил:

— Нам все-таки нужно проголосовать по «Форум Ист».

— О да, конечно!—сказал Хейворд. Он уверенно улыбнулся, полагая, что после сенсационного сообщения комиссия проголосует в его пользу.

Как и следовало ожидать, голоса все-таки разделились. Алекс Вандервоорт и Том Строэн высказались против сокращения фондов, Роско Хейворд и Орвил Янг — за. Головы собравшихся повернулись в сторону Джерома Паттертона. Ведь за ним был решающий голос. Президент банка поколебался какое-то мгновение, затем сказал:

— Алекс, в данном случае я поддерживаю Роско...

ДАЛЬШЕ >> Страница 3